Архиепископ вынужден был сидеть, так чтобы ноги измученные подагрой все время были в тазу с отваром лечебных трав.

— Читай, — сказал он своему канцлеру.

И брат Родерик стал читать письмо от епископа Маленского в четвертый раз к ряду.

— Кого он имеет в виду? — спросил архиепископ, когда викарий закончил чтение.

— Это тот головорез, что привез нам раку из Ференбурга, — ответил канцлер.

— А, кажется, его звали кавалер Фолькоф, — стал припоминать курфюрст.

Брат Родерик был немало удивлен тем, что курфюрст помнит имя этого человека. Он улыбнулся и сказал:

— Восхищаюсь вашей памятью.

Архиепископ не любил лесть, он подвигал ногами в тазу, не очень-то, видимо, довольный этим лечением, махнул на викария рукой, и, поморщившись от боли, сказал:

— А еще он устроил Инквизицию в Хоккенхайме, и наш казначей говорит, что сильно помог нам избавиться от надоедливого нунция Его Святейшества, да простит меня Господь.

— Именно так, монсеньор.

— И ты, с епископом из Малена готовите ему новое дело?

— То было бы разумно, нам нельзя допустить того, чтобы курфюрст Ребенрее сдружился с еретиками.

— А как ты собираешься заставить этого головореза устроить свару на границе? Это ведь дело опасное, либо еретики его убьют, либо сеньор его в тюрьму кинет. Зачем ему это? Или ты дашь ему денег?

— В казне нет денег, — отвечал викарий, — думал я, что вам надобно его просить, вам он отказать не посмеет. Тем более, что дела опасные ему привычны.

— То есть, тебе нечего ему предложить, но ты собираешься просить его за тебя повоевать и просишь его поссориться со своим сюзереном? — архиепископ смотрел на викария с усмешкой.

Викарий молчал, он не понимал, почему бы головорезу не повоевать за интересы Святой Матери Церкви.

— Кто наградил его за Инквизицию в Хоккенхайме? — продолжал архиепископ.

— Наш казначей, брат Илларион говорил, что ему досталась часть денег из тех, что у ведьм взяты были.

— То есть, мы дали ему немного денег из тех, что он нам добыл? — курфюрст понимающе кивал головой. — А почести? Ты поблагодарил его?