— Стой здесь, — велел Герберт. — Сейчас вернусь.

Ева оглянулась на ряд невысоких разномастных домов, тянувшихся вдоль берега, фасадами выходя аккурат на набережную. Если б их обитатели вздумали выглянуть из окон, от любопытных взоров Еву скрыл бы ствол раскидистой ивы, нависшей над парапетом, и ее ветви, струившиеся вниз серебристым льдом.

Но все-таки…

— А если кто-нибудь увидит, как я терпеливо дожидаюсь здесь дракона, он ничего не заподозрит?

— Посмотри на себя. Полагаю, догадаешься сама.

Когда некромант исчез, Ева опустила взгляд на собственные руки: не увидев ничего, кроме заснеженной брусчатки.

Надо же. Даже не заметила, как ее заколдовали.

Но, в конце концов, должны же треклятые чары невидимости хоть раз сыграть не против нее…

— Касательно твоей зубочистки у меня есть предложение получше иллюзий.

— Даже слушать не собираюсь.

— Я ее загубил, мне ее и чинить. — Мэт вещал со смиренностью кающегося грешника. — Брось, златовласка. Знаешь же, что лично против тебя я ничего не имею. Всей душой за вас болею.

— У тебя нет души.

— Если б была, рвалась бы от сопереживания.

— Разве что на крестражи.

— Можешь с чистой совестью проигнорировать мой бесценный совет, но хотя бы выслушай.

К моменту, когда вернулся Герберт, Ева ждала у заснеженного парапета, мучительно пытаясь забыть все, что сейчас услышала.

— Попутно разнес пару башен королевского дворца и подпалил центральный рынок, — доложил некромант, протягивая Еве рапиру. Невесть каким образом угадав выражение ее невидимого лица, насмешливо вскинул освободившиеся руки; он успел набросить плащ, за что Ева была ему искренне благодарна — теперь ей, не мерзнущей, было не так больно на него смотреть. — Не волнуйся, никто не пострадал. Я следил.

Она кивнула, забыв, что ее не видят. Уставилась на Люче: золотое мерцание зачарованного лезвия уступило место обыденному стальному блеску. Лишь по рукояти и угадывалось, что это тот же клинок.

Уже то, как просто Герберт держал его в руках, ясно намекало — по-хорошему самое время прибегнуть к гарантийному ремонту, если гномом тот предусматривался.

— Так чары правда иссякли, — обреченно констатировала Ева.