Нас вывели из зала, где Линарий Второй продолжал разговор с другими присутствующими. Заседание по делу о нашей невиновности плавно перерастало в дело о покушение на императора.

– Чего ты так улыбаешься? – не удержалась я, когда Грегор ухватил меня за талию и притянул к себе. В нем не чувствовалось даже капли напряжения, которое поселили во мне последние слова повелителя.

– Потому что я счастлив.

– Но ведь нас фактически приговорили к смерти! Или к пожизненной кабале. С одной маленькой поправкой. Теперь мы обязаны до глубокой старости служить императору. За нами будут следить, как за преступниками, ожидая малейшей провинности!

Грегор улыбнулся еще шире. А потом вдруг прижал меня к колонне, крепко обнимая и заглядывая глубоко в глаза.

По позвоночнику прокатилась горячая волна, скрывшись где-то внизу живота. Мы стояли в небольшом холле на некотором расстоянии от коридора, и от глаз случайных прохожих нас отделяла лишь толстая колонна.

Как тогда, после императорского ужина…

И, хвала Светлой деве, вокруг никого не было.

– Нет, моя рыжая лилия, – мурлыкая, ответил он. Потом убрал прядь волос с моего лица, не целуя, но мягко касаясь губами кожи сперва у виска, потом у щеки, и в конце под самым ухом. – Это значит, что мы будем всегда подле его светлейшества. На балах, празднествах и государственных приемах. Ты будешь его правой рукой, а я – левой. Самые желанные гости в столице. Самые опасные маги в империи. Самые блестящие придворные…

– Но… – начала было я, смущаясь и краснея. Жар поднимался из глубины существа, медленно гася разум. – Как же его слова? Тон?

Грегор по-доброму усмехнулся.

– Линарий всегда очень внушителен, когда хочет привязать к себе кого-то. На самом деле его приговор – величайшая милость, о которой мечтали бы сотни мужчин в столице. О которой мечтал я…

– Мужчин? – мозг окончательно отказывался понимать Грегора, пока тело медленно плавилось в его руках.

Пальцы Черного палача скользнули по талии, сжали бедра. А одна ладонь опустилась ниже, бесцеремонно задрав длинную юбку. Но, что еще ужаснее, на его руке я не почувствовала перчатку. Горячая кожа обжигала, как раскаленная лава. А я была уверена, что в зале на нем были перчатки! Если Грегор снял их прямо во дворце, где его возможности напугали бы так много людей, это могло означать только одно. Так просто мне уже не выскользнуть из его объятий.

– Конечно, мужчин, – раздался жаркий шепот, и губы коснулись моей мочки, сладко ударив по нервам. – Ведь мы будем работать в одной и той же тюрьме, Лилиана. И каждый день я буду рядом с тобой. Смогу вдыхать твой запах, накручивать на пальцы огонь твоих волос…