-- Но как... -- пробормотал Ханса. -- То есть, я же стащил эту... дрянь, но я не знал, что это, и вообще даже не предполагал, что попаду...
-- Кто его знает. Может, это была случайность. Во всяком случае, -- слуга Мубаррада грозно нахмурился, -- не смей больше промышлять воровством, сын Афанди, а не то я лично займусь тобой.
-- Хорошо-хорошо, -- спешно ответил паренек.
***
Весь тот вечер Халик выглядел обеспокоенным. Острон предполагал, что все дело в янзаре одержимых, но все-таки ближе к ночи, когда слуга Мубаррада уже собирался идти к себе, окликнул его.
-- Халик?
-- М-м?
-- А... что же нам теперь делать? Ну, с одержимыми...
Халик посмотрел на него сверху вниз, задумчиво нахмурился.
-- Пока выжидать, -- буркнул он. -- И будь настороже, Острон.
-- ...Ты выглядишь так, будто тебя еще что-то беспокоит.
-- Меня столько всего беспокоит, сколько тебе и не снилось, -- улыбнулся здоровяк. -- Этот Ханса меня беспокоит, и даже Лейла. Ты меня беспокоишь. Грядущий поход меня знаешь как беспокоит.
-- Но... слушай, а как ты узнал о том, что у Хансы эта шкатулка?..
-- Я почувствовал ее. Локтем, -- Халик ухмыльнулся, -- когда припечатал парнишку под дых.
-- А.
Халик накинул на плечи бурнус; его комната находилась в соседней казарме, где он жил вместе с другими стражами Эль Хайрана, хотя ему, как генералу, старейшины маарри предлагали отдельный особняк на вершине горы, рядом с Эль Кафом.
-- На самом деле, -- задумавшись, негромко сказал он, -- этой ночью мне приснился дурной сон.
-- Д-дурной сон?
-- Ну, ты понимаешь...