-- Не гожусь я для этого, -- угрюмо сказал он племяннику тем утром; они сидели в зале на первом этаже, и Острон с угрюмым видом начищал ятаганы, а дядя пил кофе. -- Какой из меня полководец? Единственный раз, когда я кого-то за собой вел, был лет двадцать назад, когда на наше племя напали разбойники. А одержимые -- не разбойники. Что я буду делать со всеми этими людьми? Они приходят ко мне и спрашивают, какие будут приказы. Что я должен говорить им? Я уже устал отсылать их в Эль Каф.

-- Сунгай сказал, большой отряд из Залмана прибудет через неделю, -- отозвался Острон, полируя блестящее лезвие ятагана тряпочкой. Этот ятаган когда-то принадлежал Халику; конечно, он не мог сравниться с мечом работы Абу Кабила, но ковки был тоже очень и очень неплохой. Острон вздохнул, в который раз вспомнив, что близнец этого клинка, должно быть, давно уже покоится в песках далеко на юге, вместе с хозяином.

-- И небось все они тоже захотят встать под мое начало, -- буркнул дядя.

-- Может быть, во главе этого отряда генерал Залмана, -- возразил Острон. -- Я надеюсь, он спасся. Генерал западной твердыни уж точно знает, что делать, он много лет охранял стену Эль Хайрана. Харрод теперь -- наша стена.

-- Ар-Расула беспокоит ее исток, -- угрюмо заметил старик, поставил пустую чашечку на стол. -- И горный хребет Аласванд. Хотя все разведчики в один голос говорят, что эти места непроходимы.

-- Если его это беспокоит, пусть пошлет туда людей, -- Острон пожал плечами. Честно говоря, его голову занимали другие мысли, и дядю он слушал вполуха. Оборона реки -- это, конечно, важно, но сейчас, когда река разлилась, а одержимые не в состоянии переправиться через нее...

Дядя Мансур вздохнул. Он знал, что беспокоит его племянника. То же самое беспокоило и Сунгая, который в казармах почти не объявлялся, все пропадал на пристани. Последние дни прошли с мутной тревогой. Никак не приходил в себя Ниаматулла, друг Острона, а когда он наконец открыл глаза, -- это было позавчера вечером, -- быстро выяснилось, что Улла не в себе.

Закончив чистить клинки, Острон спрятал их в ножны и поднялся.

-- Схожу к Улле, -- сказал он и вышел. Дядя Мансур посмотрел ему вслед. Обернулся. На лестнице стоял Абу Кабил, только что спустившийся со второго этажа; у кузнеца был неизменно беспечный вид, чем он и выделялся среди всех окружающих.

-- Мальчишка здорово повзрослел, -- негромко заметил Абу. Старик кивнул, чувствуя гордость, смешанную с горечью.

-- Трудности заставляют людей взрослеть быстрее, -- пробормотал он.

***

Дом Уллы был старым, не очень большим, но поддерживался почти в безукоризненном порядке; Острон знал, что мать будущего аскара зарабатывала себе на жизнь, убираясь в домах побогаче. Некогда они жили неплохо: когда еще жив был отец Ниаматуллы, известный мудрец и писатель. Книги занимали в этом доме главенствующее место. Большой зал на первом этаже, -- кажется, единственное достаточно крупное помещение, -- был отмечен высоким шкафом, на полках которого стояли старые томики. Книги, скорее всего, никто особо не читал, но мать Уллы заботилась о них в память о муже. Немного отдельно, на самой верхней полке стояли и книги, принесенные сюда Басиром; с некоторых пор в зале можно было часто обнаружить толстяка Анвара, неизменно с книгой в руках.