Он поднял глаза к потолку, глубоко задумавшись. Книга лежала на его ладонях, раскрытая.

Как и ожидалось; идиот Камбьянико усвоил лишь лежавшую на поверхности идею, и то он принял ее только как свое знамя, на одних словах, вместо того чтобы впитать ее всем своим существом и начать воплощать в жизнь.

Но господин Контарини, конечно, был гораздо глубже этого.

Доминико Контарини был известный философ, написавший не один трактат, и Орсо Кандиано хорошо помнил, как во времена его юности в Тонгве повсюду повторяли его имя; однажды Кандиано даже довелось видеть его. Вообще говоря, Контарини был своенравный, даже в чем-то злой старик, никогда не стеснялся высказать окружающим все, что о них думает, и славился своей эксцентричностью. Ему все прощали: он был умен.

Несколько лет тому назад Контарини, которому уже перевалило за девяносто, публично заявил, что больше не напишет ни одной книги, и удалился в степь. Видимо, старик передумал, хоть это было довольно неожиданно, и нарушил данный им обет молчания.

И хорошо, подумалось Орсо Кандиано.

Камбьянико, очевидно, очень хотелось поделиться обретенной мудростью с уважаемым соседом, почувствовать себя хоть на момент в роли гуру-просветителя, оттого он принес эту книгу два дня тому назад, добрых полчаса распинался на ее счет, наконец заявил, что они с женой организовывают общество помощи закованным, и с жаром приглашал Кандиано присоединиться к ним; тот лишь пожимал плечами и с трудом сумел отговориться тем, что еще ведь не читал труда великого философа.

Но вот он прочел книгу, между тем жена Камбьянико уже обходила особняки Централа с визитами и всех без разбору приглашала присоединиться к их идиотскому обществу. Разумеется, в большинстве случаев реакция на ее приглашения была примерно такой же, как у самого Кандиано.

Эта профанация каким-то странным образом раздражала его; хотя он ничуть не считал себя рьяным последователем новых идей философа, все же Орсо Кандиано подумал про себя, «неплохо было бы в самом деле посетить квартал закованных, просто хотя бы для того, чтобы потом посмеяться как следует над Камбьянико».

Он еще размышлял сколько-то, по привычке развалившись в кресле в кабинете и опершись локтем о ручку. За окном понемногу становилось светлей: Кандиано любил вставать еще затемно и теперь тоже проснулся до рассвета, дочитывал труд Контарини. Он все еще сидел в задумчивости, когда дверь бесшумно открылась, и высокая дородная женщина мягко шагнула в кабинет.

— Господин Кандиано, не изволите ли подать завтрак? — спросила она. Он встрепенулся, поднял на нее взгляд.