– Может быть, – сказал Саймон. – Хотя нет. Похоже на…
– На что?
– На большой город, – неохотно продолжил он. – На город демонов.
– Ой… – Изабель побледнела, но потом взяла себя в руки, выпрямилась и сказала: – Давай вернемся и всем расскажем.
С потолка на серебряных цепях свисали вырезанные из гранита звезды. Джослин лежала на каменных нарах, служивших постелью, и смотрела на них.
Она уже сорвала голос от крика, а колотя в дверь (дубовую со стальными петлями), разбила в кровь руки. Стилус у нее кто-то отобрал, и, обнаружив это, она саданула кулаком по стене с такой силой, что теперь не могла разжать пальцы от боли.
Конечно, она едва ли ожидала, что ее выпустят. Если Себастьян хоть чем-то и походил на своего отца (а Джослин считала, что он во многом походит на него), то в первую очередь тем, что был, возможно, даже бо́льшим ничтожеством.
И он, конечно, был более изобретательным. Она убедилась в этом, когда все-таки обнаружила в куче мусора в углу сломанный стилус, ни на что уже не пригодный. Нет, ну разве можно так издеваться над матерью! (Это была спонтанная мысль – на самом деле она знала, что Себастьян способен и не на такое.) На ней была все та же одежда, что и на том злополучном званом ужине, который давал Мелиорн, но туфли исчезли. Волосы были неровно обрезаны до плеч, как будто кто-то (опять «кто-то»!) поработал тупой бритвой.
Мелкие, но достаточно красноречивые штришки, говорившие об ужасном характере ее сына. Как и Валентин, Себастьян умел мстить.
В замке повернулся ключ, и дверь отворилась. Джослин увидела Себастьяна. Он улыбнулся:
– Проснулась наконец, мама?
– Я не спала, – ответила она и приняла боевую стойку.
Он хмыкнул:
– Не волнуйся, я не собираюсь на тебя нападать.
Свет, струившийся сквозь узкие окна, падал ему на лицо.
– Твой оборотень цел и невредим, – сообщил Себастьян. – Пока.
Джослин решительно подавила внезапный скачок своего сердца.