За собственными мыслями, буквально отключившими меня от внешнего мира, я даже не заметила, когда скайхайл опустился на землю, а сидевший рядом Райдэк покинул пределы кабины.

За окном цвели сантарии, зеленела трава и низко висела кружевная пена белоснежных облаков.

Мы не долетели до острова. Райдэк опустил аппарат на одном из пологих склонов горы, и теперь, засунув в карманы руки, стоял у края широкой площадки, отрешенно смежив веки и подставляя лицо легкому ветру.

Сиреневые лепестки цветов кружили в пронизанном светом и теплом воздухе, падали мужчине на плечи и проседью застревали в темных волосах. Он показался мне таким одиноким и печальным среди этого цветущего рая, что вдруг захотелось подойти и обнять его. Это было что-то совершенно не свойственное мне. Правильное или нет — не знаю… Но глядя в широкую напряженную спину Торна, у меня возникало желание прижаться к ней щекой и просто молча стоять. Ни о чем его не спрашивая, ни в чем не упрекая. Потому что в такие моменты слова не нужны — только чтобы кто-то важный и дорогой был рядом.

Бессильно выдохнув, я выбралась из скайхайла и пошла к Райдэку.

Услышав мои шаги, он открыл глаза и повернул ко мне голову:

— Прости меня… я был груб.

— Мне не привыкать к мужской грубости, — грустно усмехнулась я. — За годы дрэйкерства я видела ее во всех проявлениях. Не открыла в твоем поведении ничего нового для себя.

Ох, как же Торна плющило и корежило из-за того, что я сравнила его со всеми мужчинами. Учащенно задвигались желваки, вздулась вена на шее и серые глаза налились грозой. Но упрощать задачу командору я не собиралась: позволю обращаться с собой подобным образом один раз — это превратится в норму.

— Я думал, что смогу пересилить в себе этот страх… Не получилось, — покаянно произнес Торн, а потом вздохнул так тихо и тяжело, словно каждое произнесенное им слово было для него какой-то пыткой.

— Свой первый корабль я начал строить в пятнадцать лет. Когда тебе чуть ли не каждый день говорят, что ты гений, надежда рода и будущий правитель планеты — невольно начинаешь проникаться. К тому моменту я практически достиг своего нынешнего роста, а поэтому ужасно злился, когда мама при всех называла меня сынком или своим мальчиком. Я ведь был таким взрослым… — в словах Райдэка отчетливо прослеживалась какая-то горькая самоирония, — мне казалось, что я уже взрослый. Видишь ли, юные гении иногда бывают такими самоуверенными дураками… Я повез маму на производство. Хотел, чтобы она увидела мой звездолет и поняла, каким важным и значимым проктэррианцем стал ее Торн… Можно подумать, она и так этого не знала…