— Чего надо? — не стала церемониться Аня, весьма небрежно завернутая в простыню.
— Вы чего это среди бела дня….
— До десяти вечера, в своем доме я могу заниматься, чем хочу, — отрезала Аня. — Еще претензии есть?
Претензии были. А вот парткомов, месткомов и прочих «комов», на которых можно было бы обвинить Аню в аморальном поведении — не было.
И уже давно.
Так что перед носом возмущенно шипящей бабки грохнули дверью, и вернулись бы к прежнему занятию, но тут зазвонил телефон.
— Да?
— Аня, здравствуй.
Голос у Марины был таким грустным, что Аня даже не сразу его опознала.
— Что случилось? Марина?
— Димка пропал.
— Как?
— Ань, его второй день дома не-е-ет…
— Цыть! Рассказывай, давай, повыть всегда успеешь.
Марина хлюпнула носом, и принялась рассказывать.
Началось это с Семена-мексиканца. Аню его Санта-Барбарячья история оставила безразличной, женщина в принципе не интересовалась подобными глупостями. Но нашлась добрая душа, пожалела паразита.
Манька была родственницей Марининого мужа. И родственницей любимой. Ну и…
Классическое Мольеровское «явился бог весть кто, неведомо откуда…»* не сработало.
*- Ж.-Б. Мольер, «Тартюф», прим. авт.
*- Ж.-Б. Мольер, «Тартюф», прим. авт.