— Есть у меня мыслишка, — ответил некромаг. — Как появится время, изучим их дела получше. Кто толковый, тем найдём применение в качестве консультантов, запустив принудительную ротацию. Ожидаю, что сохранится процентов двадцать-тридцать. Неплохое обновление аппарата.

Ёлко улыбнулась

— Смотрю, у тебя уже всё схвачено? — она сгрузила остаток папок на руки возлюбленному и открыла дверь. — А когда схватил? Заранее или прямо только что?

— А какая разница, если схваченное не успело долететь до земли? — с улыбкой пожал плечами молодой человек.

Девушка добродушно кивнула.

— Действительно. Сейчас только это и имеет значение. Время марафонцев закончилось. Пришло время спринтеров.

3.

Ёлко испуганно пискнула и резко уселась, когда неведомая сила вдруг вырвала у неё из рук телефон сразу после того, как прозвучал звук разрыва соединения. Некромагичке потребовалось около двух секунд, чтобы осознать, что именно произошло, и где именно она находится.

Мозг крайне неохотно сопоставлял факты, не связанные напрямую с устранением последствий катастрофы в Сметане. Он давно уже выкинул за ненадобностью знание о том, что хозяйка переоделась в уютную тёмно-синюю пижамку и забралась под одеялко. Зачем эта информация? Тело физически находится в безопасности, а всё остальное не имеет значения. Можно с головой окунуться в аналитику, сбор информации, выбивание отчётностей из подозрительно молчащих функционеров, перекрёстную сверку источников…

Но так думала Ёлко, а не её матушка, что стояла у кровати дочери, удерживая изящными тонкими пальчиками мобильный юной слечны Каппек. Экран телефона всё ещё горел, и он являлся чуть ли не единственным источником света в давно погрузившейся во тьму спальне. По крайней мере, с объективной точки зрения. Субъективно же казалось, что хрупкая женская фигурка неярко сияет, словно бы родительница не то умерла и явилась вновь призраком, не то обмазалась фосфором, чтобы эффектней смотреться ночью.

И то, и другое было вполне в духе Урсы Каппек. Но ни первое, ни второе не являлось правдой. Просто подчёркнуто белый образ матери чересчур контрастировал с мрачной тёмной комнатой дочурки, что и создавало столь занятный визуальный эффект.

Насколько Ёлко нравились насыщенные цвета, будь то чёрный или фуксия, настолько же её родительница благоволила бледности и серости. И удивительным образом то, что обычно являлось синонимом невзрачности, в случае с пани Каппек исправно приковывало взгляд. Но лишь когда женщина хотела, чтобы на неё обращали внимание.

Кожа, словно бы лишённая пигментации. Практически бесцветные глаза. Волосы крепкие, густые, но пепельно-седые. И длинная белая ночнушка. Ёлко отлично знала, что в ярком свете сквозь ткань можно было без труда узреть силуэт изящного тела матери. Но лишь силуэт, а не детали, которые могли бы сделать образ чересчур вульгарным и пошлым.