Он сидел передо мной, этот нескладный с унылым лицом и глазами на выкате Призрак. Неглупый и, что еще более очевидно — верный. Верный, даже когда отвернулись все остальные. Я подумал, что за все время моего затяжного бега, за все эти месяцы… все кто был возле меня, те, кто помогал мне, часто ценой собственной жизни как тот парень Галур, они все это время ничего не знали о моих целях.

— Что ждет нас в конце пути?

Я двигался так, словно стал безумцем — метался, хватаясь за ломающиеся соломинки возможностей. Даже Реваз почти ничего не знал ни о случившемся в Цитадели, ни о имеющей виды на мое кольцо Астис, ни… ни о чем.

Но они не отвернулись и следовали. Терпеливо сносили моё хамское, пренебрежительное поведение, мои… почему?

Верили в то, что я король без королевства? Но где тогда мои подданные? Верили в скрытую силу? Я сам в неё не верю. И сейчас, что мне ответить им? Этому сметливому Келоану, желающему знать за кем он идет, и ради кого отдали жизни его друзья. И замершему с ложкой у рта Ревазу — человеку, который в своей жизни видел раза в два больше меня.

— Считаешь себя в праве задавать мне такие вопросы? — губы привычно изогнулись в недоброй кривой усмешке. Я был готов рассказать все и даже больше. Но тело отказывалось «ломать спину». Голова сама собой откинулась в гордом жесте властелина, а во взгляде промелькнуло что-то такое, что все кто смотрели в нашу сторону разом попрятали глаза.

Реваз встревожился. Келоан нет.

— Да, мастер Грай. Я думаю, что сейчас мы все находимся в равных условиях. Мы все можем умереть уже завтра, и никто даже не узнает об этом. Мы уже не в Цитадели, в злом реальном мире, где правит сейчас то, что вы взрастили за время своего правления. Побывав в Эрце мы снова вернулись в Триградье. Зачем? Воевать… умирать… за-чем, мой Дракон?

Он обратился ко мне, используя титул. Но сделал это так, как раньше могли себе позволить сделать только самые приближенные — без эпитета «Великий». От проснувшейся неуверенности у меня ослабели руки. Я понял, что Келоан прав. Они с Ревазом сейчас мои ближайшие помощники. И сейчас этот парень задает тот вопрос, который Реваз не может задать из-за верности своим принципам. Раньше я только засмеялся бы в лицо хама, но не теперь. Дело было вовсе не в страхе. После всех этих смертей и после того как я выдернутый из Цитадели, втоптанный в грязь, как нищий бродяга, сам видел ломающиеся из-за меня судьбы людей, внутри, будто что-то надломилось. Старею. Начинаю чувствовать… жалость? Уважение?

— Ты прав. Прав Келоан. После всего пережитого ты имеешь право задать мне этот вопрос. И даже больше. Ты можешь получить на него ответ. Помнится в лагере, который мы проезжали позавчера мы стали свидетелями занятного зрелища. Когда толпа этих завшивевших бедных беженцев, плачущих о несправедливости жизни, этих замученных и несчастных людей с удовольствием, с радостью избили и закололи нескольких пойманных ими магов. Бродяг не менее жалких, чем они сами. Обвиненных даже в том, чего сделать не могли вовсе. Рядом с нами тогда оказались какие-то путешественники. Также ищущие что-то очень важное в разверзнувшемся хаосе. Помнишь, что сказал один из них — старик, тоже имевший к магии какое-то отношение — когда жертвы толпы пытались отбиться?.