Аврелий улыбнулся.

— Верю, ты говоришь искренне, Мерлин.

— Лишь глупец шутит на поле битвы.

— Что ж, попробуем. — И Аврелий, пришпорив коня, устремился в бой.

Как я уже говорил, центр наш поредел и мог не сдержать враже­ского натиска. Сюда и помчался Аврелий, не думая о собственной без­опасности.

Утер был бы вне себя; он всячески ограждал брата, стараясь по возможности держать его дальше от боя. Объяснял он это так: “Я вы­играл столько сражений, чтоб сделать его Верховным королем! Не хватало мне теперь, чтоб он сунул башку под вражеский меч”.

У Аврелия не было чувства опасности. Он не умел взвешивать риск и потому совершал поступки, которые в одних обстоятельствах

могут быть сочтены доблестными, в других — опрометчивыми. Утер оберегал брата, потому что знал это его свойство.

Однако сейчас Утера рядом не было, и Аврелий, видя слабое ме­сто, поспешил закрыть его своей грудью. Я никогда не видел, чтобы человек был так беспечен в бою. Любо было смотреть, как он бьется. И страшно.

Страшно, потому что мне выпало его беречь, а эта задача оказа­лась не из простых. Аврелий рисковал за двоих, а я еле-еле поспевал за ним. За себя я не боялся; такая мысль даже не приходила мне в го­лову. А вот за Аврелий переживал, потому что Утер говорил правду: мы немало претерпели, чтобы возвести его на верховный престол. Я решил, что не дам ему понапрасну сложить голову — пусть даже ге­ройски!

Мы бились плечом к плечу, мой король и я. Словно близнецы, сросшиеся от рождения, мы разом наносили удары. Враги падали пе­ред нами, а наши соратники, видя, как король врубается в гущу сечи, приободрялись и удваивали усилия. Однако, несмотря ни на что, враг по-прежнему теснил нас.

С каждым новым натиском мы отступали. Словно морской вал на берег, враги накатывали на нас, камень за камнем, песчинка за песчин­кой увлекая нас в бушующий водоворот. Каждая новая волна отдава­лась в моих костях. И я ждал, когда же войду в то странное зачаро­ванное состояние, в котором привык биться.

Однако этого не происходило.

Я сообразил, что не приходил в боевое исступление со времени Годдеу. Мне пока не случилось показать себя в битвах на стороне Аврелия. По правде сказать, до сего дня я ни разу не обнажил меч — не было нужды.

Однако сейчас сражаться пришлось, и я сражался, как все, с то­ской вспоминая свой старый меч, о который другие клинки разбива­лись, словно стекляшки. Великий меч Аваллаха, подаренный мне Харитой давным-давно. Что сталось с ним?

Неужто и он, как многое другое, лежит в Годдеу?

Глупец! Разве сейчас время думать о таких вещах? Уберечь жизнь свою и Аврелия — вот единственная задача, тем более трудная, что король нисколько не думал о себе.