Плеск волн о подножие мыса и крики чаек навевали невырази­мую тоску. Я обнял Игерну за плечи. Мы сидели рядом на солнце, слушали чаек и волны, черпая утешение в том, что есть с кем разде­лить горе.

Солнце скрылось за облаком, сразу похолодало.

— Где его похоронили? — спросил я, когда мы встали и направи­лись к спуску со стены.

Она не ответила не сразу, а когда заговорила, в голосе ее звучало торжество:

— Рядом с Аврелием.

Молодец, она сделала, что могла, для памяти Утера. Конечно, им надлежало лежать вместе, но Игерна еще и хотела им равной славы. Она похоронила любимого мужа рядом с тем, кого любил народ.

Когда мы подошли к покоям, она повернулась ко мне, взяла меня за локоть и сказала:

— Я ношу под сердцем его дитя.

— Кто-нибудь знает об этом?

— Моя служанка. Она поклялась молчать.

— Смотри, чтоб она сдержала слово.

Игерна кивнула. Она все поняла.

— Будет война?

— Возможно. Да, вероятно.

— Ясно, — рассеянно отвечала она. Я видел, что ее заботит еще какая-то мысль. Она старательно выбирала слова. Я не торопил.

Внизу билось о камни море, тревожное, как сердце Игерны. Я чув­ствовал ее беспокойство, но все равно ждал.

— Мирддин, — с трудом выговорила она наконец. — Теперь, когда Утера нет... — Слова никак ей не давались. — Теперь, когда король нас покинул, может быть, уже не...

-Да?

Она сжала мне руку и взглянула на меня с мольбой, словно в моей власти было исполнить ее сокровеннейшее желание.