Талиесин покачал головой.

— Возможно. Никто не знает. Однако приход его недалек, ибо тьма сильнее день ото дня. Он придет скоро, иначе уже нечего будет спасать.

— Все правда, — взволнованно вставил Коллен. Он внимательно ловил разговор, стараясь понять. — Утром проходили пастухи, сказали, что неподалеку совершили набег — это здесь, где уже много лет не видели ирландцев.

— Вчера они напали на Хариту в долине. Не поспей я вовремя, могло бы быть хуже… — Он замолк, вспомнив, как она расправлялась с бывалыми воинами. — Ах, надо было ее видеть. Я и сейчас не уверен, что ей нужна была моя помощь.

— Воображаю, — задумчиво произнес Давид, теребя подбородок, — что она за противник. В ее хребте немало железа. Я часто гадал, откуда это.

— Ты скоро уедешь? — спросил Коллен.

— Сегодня, — отвечал Талиесин. — Впрочем, я намереваюсь часто сюда наезжать, и вы к нам наведывайтесь.

— Обязательно, — пообещал Давид. — Я должен приглядывать за новообращенными. И обращать других. Думаю, нам часто предстоит видеться.

Тут вернулась Харита, и Талиесин нехотя распрощался с братьями. Те помахали отъезжающим и вернулись к работе.

Юноша с девушкой подъехали к Тору, проскакали по дамбе. У начала ведущего к дворцу серпантина Талиесин поворотил коня. Харита натянула поводья. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Ты уезжаешь, — сказала Харита как о чем-то простом и решенном.

— Ненадолго. Когда я вернусь, мы соединимся, чтобы больше не разлучаться. — Он подъехал вплотную, взял ее за руку. — До возвращения все мои мысли будут о тебе. — Он нагнулся и ласково поцеловал ее в губы.

Харита застыла и крепко стиснула поводья.

— Ты сказал, мы родились заново, — с горечью произнесла она. — Сказал, что мы поженимся, что никогда не разлучимся. Что любишь меня.

— Люблю, Харита. Всем своим существом.

— Этого мало! — вскричала она и, хлестнув скакуна поводьями, ударила его пятками по бокам. — Этого… мало… мало…

Серый галопом устремился к вершине Тора.

Тоска накатила на Хариту вместе с промозглой, серой, дождливой погодой, которая установилась в округе. Царевна слонялась по переходам замка, нигде не находя места, ненавидела себя за душевную слабость и от этого терзалась еще сильнее.

У ее муки не было средоточия. Подобно ветру, что налетает сразу со всех сторон, боль разила отовсюду, куда ни повернись, в самое неожиданное время. «Почему? — твердила девушка про себя. — Почему? Почему? Почему так? Почему мысль о влюбленном Талиесине наполняет меня страхом? Почему я так боюсь?».