Ничего подобного Харита в жизни не слышала.

— В тюленьем мехе?

— Мы сочли его мертвым, — сказал Эльфин, кивая Харите, — но он был жив, и я отправился искать кормилицу.

— Эльфин нашел меня в доме моей матери в Диганви. За несколько дней до того я родила мертвого ребенка, и все меня презирали. Эльфин взял меня в жены. Я вскормила Талиесина, как сына, растила, как сына, любила, как сына. — Она кивнула на Эльфина. — Мы оба любили его, как сына. Но он — не наш сын.

Они еще долго рассказывали про Талиесина, а когда закончили, Харита повернулась к телу своего мужа.

— Он рожден морем, — сказала она, глядя на того, кто казался таким знакомым, но кого она, оказывается, так плохо знала, — и должен вернуться в море.

Хафган воздел руки и произнес:

— Да будет так.

Погребальная процессия добралась до устья Бру на закате. Ее возглавляли Давид и Хафган, дальше кимры несли на плечах уложенный на шесты челн. В нем лежало тело Талиесина. Барда снарядили в последний путь: омыли, переодели, волосы расчесали и перевязали лентой. Следом ехали Харита, Аваллах, Эльфин и Ронвен, за ними — Руна с Мерлином, Мелвис, Салах и остальные кимры. Предзакатное солнце вызолотило края облаков, в небе пел жаворонок.

В устье лодку спустили на мелкую воду, потом, подходя один за другим, сложили земное имущество Талиесина и скорбные посмертные дары: Ронвен опустила ему на грудь мешок из тюленьей кожи, в котором его нашли, Эльфин положил в ноги седло — память о детстве, когда он хотел вместе с отцом объезжать дозором Вал; Хафган поместил под левую руку дубовый посох барда, Давид с Колленом уложили под правую резной деревянный крест; Мелвис с Салахом надели ему на шею серебряную княжескую гривну; Аваллах укрыл плащом и меховым одеялом, Киалл привязал к носу челна копье с наконечником из железа и древком из ясеня.

Наконец Харита поставила арфу так, чтобы на ней можно было играть. Она нагнулась поцеловать его на прощанье, и челн развернули к Хабренскому заливу. Четверо кимров с каждого борта толкали его, пока не начался отлив. Харита подозвала Руну, та подошла и отдала Мерлина матери.

Стоя в воде, горящей кроваво-красным огнем заката, Харита подняла Мерлина над головой, чтобы он видел, как течение уносит лодку в фарватер. Здесь челн вновь развернулся, и отлив повлек его на глубину. Он плыл мимо обрывов и отмелей к западному морю, где волны подхватят его и понесут неведомо куда.

Давид подошел к каменистому склону, поднял благословляющую руку и молился вслух, а кимры — кто в воде, кто на берегу — пели прощальную песнь, отправляя друга и родича в странствие к вечному покою.