Опять он! Да почему же он никак не хочет оставить меня в покое? Разозлившись, я и в этой программе заблокировала контакт. Но природная вежливость и воспитание не позволили мне успокоиться, настойчиво царапаясь внутри и требуя расставить все точки над «i». С тоской взглянув на экран и кое-как вытерев слёзы, из-за которых всё расплывалось перед глазами, я разблокировала Антона и коротко написала:

— «Не могу. Не пиши и не звони мне больше».

После этого нажала на стрелочку, обозначающую отправку сообщения. Слёзы опять «размыли» экран перед глазами. Я всё сидела и тупо пялилась в телефон, пока не заметила, что Антон что-то печатает мне в ответ. Тогда я спохватилась и снова заблокировала контакт — я просто не могла слушать его оправдания и мольбы. Больно. Слишком больно.

Ашерсузазирифганфасуннах

С тех пор как доставил Веронику домой и помог ей вспомнить её смерть, я внимательно наблюдал за человечкой, и то, что я видел, мне не нравилось. Она отгородилась от всех людей глухой стеной, даже от своих родных. Плохо ела. Мало спала. Неохотно отвечала на вопросы родственников или совсем ничего не говорила и молча уходила в свою комнату. Когда такое произошло в первый раз, я так же недоумённо проводил её взглядом, как и остальные люди, но на второй раз поинтересовался, когда мы оказались наедине:

— Почему ты им ничего не расскажешь? Они беспокоятся.

— Я знаю. Я бы, может, рассказала, но не знаю как, — печально вздохнула Вероника. — Прошлые жизни для них — тёмный лес. Они не поймут. И вообще, это личное. Я сама должна справиться.

Взглядом человечка дала понять, что не желает продолжать эту тему, и я отступил. Да только родственники Вероники, поняв, что ничего от неё не добьются, принялись выяснять в чём дело у меня. И что я мог им сказать? Я понятия не имел, что можно рассказывать, а что — нельзя, и что в таких случаях принято делать у людей. Вот у драконов, к примеру, всё было просто: не лезь, куда не просят, если у тебя прямо не спрашивают помощи. Но зато если спрашивают, то (если это не противоречит личным принципам) приложи все возможные старания и помоги, потому что попусту спрашивать бы не стали.

Я ничего не говорил Роме с Ритой и Марине Васильевне, но они всё равно как-то прознали, что мне что-то известно, поэтому по очереди пытались выведать у меня «какая муха Нику укусила» и самым частым вопросом стал: «Вы что, поссорились?»

На четвёртый день родственники не задали Веронике ни одного вопроса, позволив молча удалиться в свою комнату. А вот меня попросили остаться и принялись разглядывать так, что, признаться, стало как-то не по себе. Я ещё никогда прежде не видел у них таких холодных, отрешённых и оценивающих взглядов. Даже когда мы только познакомились, они смотрели иначе. После чего Роман встал и прямо заявил: