Когда я повернулся, то обнаружил, что писарь стоит навытяжку, а полковник, копируя стойку писаря, играет желваками.

— Какие будут приказания, господин генерал? — хмуро спросил полковник, кажется, он уже приготовился к самому худшему.

Я вздохнул:

— Прежде всего: вольно. Я хочу сказать, что моё производство в генералы — акт чисто политический, который необходим по некоторым причинам, о которых вы узнаете позже. Поэтому, если вы ожидаете моего приказа, то вот он: продолжайте исполнять свои обязанности и никому, слышите, никому не говорите вот об этой штуке! — Я покрутил жезлом. — Я буду в вашем полку наравне с остальными баронами, и только мы трое будем знать о том, кто я такой. Хорошо?

— Нет! — отрезал полковник. — Я не могу командовать генералом. Как я могу отдавать вам приказ, зная, кто вы? Вы ведь можете проигнорировать его, и я ничего не смогу с вами сделать. В этом случае вся дисциплина покатится к чертям.

Вот ещё проблема. Полковник оказался принципиальным.

— Полковник, как вас, кстати, зовут?

— Герхардт, барон Анребера.

— Так вот, Герхардт, если я пообещаю выполнять все ваши приказы, вы согласитесь? Конечно, при условии, что они не будут противоречить уставам армии.

Полковник задумался.

— Почему Голос назвал вас рыцарем Ордена?

— Потому что это так и есть. Я — рыцарь Ордена.

Полковник несколько секунд разглядывал меня.

— Хорошо. Я верю вам, хотя и не понимаю, зачем вам это надо.

— Господи, ну не хотите же вы, чтобы я стал командовать? Я же никогда не командовал армией. Я даже при сборе своего отряда допустил множество промахов. К тому же, как я сказал, моё производство — дело чисто политическое, и здесь нечем хвалиться.

— А орден? — вдруг спросил Герхардт. — Он тоже дело политическое?

— Об этом лучше спросить у князя. Хотя подозреваю, что он за то дело у Днепра. Мне пришлось поучаствовать в том бою.

— Я слышал о нём. Что ж, надеюсь, сегодняшняя наша размолвка всего лишь досадная случайность, милорд.

— Я тоже надеюсь, господин полковник. Но всё же не стоит так набрасываться на людей, даже не дав им сказать ни слова.

— Пусть это будет мне уроком, — согласился Герхардт.