Налюбовавшись на устройство военных лагерей, я направился к палатке командира, поскольку обязан представиться ему и сообщить численность своего отряда. Дальше шла обычная волокита: писари заносили моё имя и численность отряда в специальный реестр.

Подъехав к палатке, я соскочил с коня и направился к входу. Мои люди остались ждать верхом. Часовые у палатки насмешливо посмотрели на меня, потом один из них вошёл внутрь.

— Прибыл ещё отряд, — услышал я доклад часового.

— Пусть войдёт, — раздался чей-то голос.

Часовой вышел из палатки и откинул полог, приглашая внутрь. Я пригнулся и вошёл. Палатка оказалась довольно просторной, поскольку не только служила жильём для командира, но являлась ещё и штабом полка. Внутри стоял походный стол, за которым сидел писарь. В самой дальнем углу разложена походная, аккуратно заправленная кровать. Вдоль полотняных стенок стояли складные стулья — здесь сидели командиры соединений при совещаниях. Сам полковник являл собой образец типичного вояки. Высокий, широкий в плечах, в кольчуге, широкий меч висел у пояса. Лицо этого человека довольно грубое: большой нос, глубокие морщины, чисто выбритый подбородок выпирал вперёд, а глаза, казалось, всегда смотрели сердито, как бы выискивая в тебе недостатки, что было очень неприятно для собеседников. Они как бы сообщали: «Говори-говори, всё равно тебе не верю». Не понравился он мне с первого взгляда, хотя и было видно, что этот человек профессионал. Он смерил меня сердитым взглядом и презрительно фыркнул:

— Ещё один маменькин сынок.

Как я уже говорил, ничем не спровоцированную грубость я не переваривал. К тому же день для меня выдался не из лёгких, так что я уже находился на пределе, а тут ещё это…

— А вы собираетесь записаться ко мне папенькой?

Писарь опрокинул чернильницу, но даже не подумал ловить её, а ошарашенно уставился на меня. Сам полковник тяжело задышал, словно у него появились какие-то проблемы с лёгкими.

— Да ты, щенок, соображаешь, с кем говоришь?! Твоё счастье, что ты ещё не зачислен в мой полк, а то я не посмотрел бы на твой возраст и приказал бы всыпать тебе с десяток плетей. За нахальство!!!

— Нахальство, в отличие от глупости, порок меньший.

— Малыш, — прошипел полковник, — искренне тебе советую, найди другой полк. Не доводи до греха.

— Командир, ставящий личные мотивы выше общего дела, не заслуживает звания командира и должен быть отстранён от командования, как вредный для армии, — процитировал я одно из основных правил тевтонской армии.

Полковник, казалось, проглотил ежа и теперь мучительно пытался его выплюнуть. Он тяжело дышал, глаза налились кровью.