Как не парадоксально это звучало, но профессор оказался прав. В самом начале было трудно. Чтобы получить наиболее близкий ответ приходилось перелопачивать горы материалов, собирая психопортреты людей по крупицам. Но со временем мы уже научились выделять главное. Время на ответы сократилось, хотя вопросы с каждым разом становились сложнее и сложнее. Проще всего оказалось предсказывать поступки политиков. В таких важных вещах эмоциям поддавались мало. Не той закалки эти люди, чтобы идти на поводу у них. Сложнее стало, когда приходилось восстанавливать причинные связи во времена беспорядков. Слишком много случайных людей оказывалось у власти. Порой мне казалось, что логику своих действий они не понимали сами, а уж восстановить ее спустя четыре с половиной тысячи лет вообще казалось нереальным. Но справлялись и с этой задачей. Постепенно вырисовывалась точная, логичная и трагичная история того времени. Месяц занятий у профессора мне дал больше, чем восемь лет учебы в школе. А у профессора уже наготове следующий вопрос с «почему».

Вот и сейчас, вспоминая профессора, я пытался понять, почему этот человек пришел сюда? Что ему делать в этой деревне?

А собственно, чего я гадаю? Я сейчас смотрю на все с точки зрения этого старика–ополченца, но кто мне мешает взглянуть на события с точки зрения наемника? Все мое естество воспротивилось этому. Глядеть на мир глазами этого убийцы и хищника? Меня чуть не вырвало, едва я представил такое, но азарт уже захватил меня. Я отключился от старика, быстро нашел в кристалле нужный мне эмофон и погрузился в него. Лучше всего, пожалуй, начать с ранних воспоминаний…

И вот я уже босоногий мальчишка восьми лет. Грязная улица. Но особенно запомнилась мне–наемнику, почему–то не грязь, а запахи. Непередаваемый аромат помойки, армады мух, кружащихся повсюду. От них, казалось, не было спасения. Господи, да как же это за место такое? Зачем этого пацана сюда занесло? И тут же пришло понимание. Не занесло. Это дом. Его дом. А вот, собственно и само жилище? Боже, да в такой лачуге я бы даже мусор не стал бы складывать, а здесь жило семь человек. Семь? Да, кроме этого мальчишки есть еще четверо детей. Двое младше него, еще двое лишь немногим старше. А вот и сам… дом. Это строение я назвал домом только с огромным трудом. У меня даже в голове не укладывалось, как можно жить в такой тесноте, в таких непереносимых условиях. Лично я смог бы здесь жить, только основательно поработав над собственным организмом. Но ведь в это время люди не умели управлять им. Как же тут жили?