Вы можете спросить, какие у меня есть доказательства? Вот они! — Виктор плавно махнул в сторону пленных солдат. Этот жест он не один час отрабатывал перед зеркалом. — Если я не прав, то скажите, почему церковь так яростно вмешивается в дела мира, которые их не должны касаться? Их дело ждать Императора и служить ему! Этот же мир принадлежит фэтрам! Я фэтр! Я делаю, что хочу! Но церковь злится, она воюет! А почему? Да потому, что я хочу порядка! Я хочу подготовить почву для Императора! И церковники понимают, что если не уничтожат Тараверу, то Император найдет в ней опору для себя и Бог пошлет его на Нордак. И тогда конец их власти. Именно это их страшит больше всего. Именно это знание заставляет их бросать в бой все свои ресурсы, чтобы раздавить нас. Но я не виню этих солдат. Они честные люди. Они искренне полагали, что воюют против еретиков, и честно выполняли приказы своих командиров. Виноваты не они, а те, кто отдал им преступные приказы. Именно поэтому я, сознавая это, отпускаю всех пленных императорских солдат. Мы, слуги Императора, не можем быть жестоки с заблуждающимися.

Последние слова были встречены гробовой тишиной. Виктор даже растерялся, но оказалось, что эта тишина — следствие полной ошеломленности людей. Никто не ожидал таких доводов. Сами люди уже привыкли потихоньку считать себя еретиками и отступниками, считая, что многочисленные нашествия — это кара за ересь. Правда, все эти нашествия заканчивались трагически для нападающих… И вот теперь вдруг оказывалось, что они вовсе не еретики. Это отвернувшиеся от Императора церковники организовывали нашествия, а их отражали с божьей помощью. А как еще можно объяснить победы над врагом, который постоянно превосходил тараверские войска в силах? Только божьей помощью. Подобные доводы людям понравились, и уже через минуту вся площадь превратилась в бурлящее море. Люди вопили что-то радостное. Многие кинулись обниматься с пленными императорскими солдатами, считая их своими союзниками. Еще бы, ведь министр сказал, что они делают одно дело, просто у них командиры отступники. Растерявшийся командир охраны посмотрел на Виктора, но тот дал знак, чтобы не мешал. Офицер отдал команду, и охрана пленных отошла. Теперь никто не мешал людям обнимать солдат монастырей. Те, совершенно растерянные от подобного оборота дела, вяло сопротивлялись, да и то немногие. В основном все они были настолько растеряны, что их не хватало даже на легкое сопротивление.

Наблюдавший за бурной радостью людей Виктор вывел для себя формулу успеха публичных выступлений — говорить людям не правду, а то, что они хотят услышать. Успех обеспечен. Этот вывод ему крайне не понравился, но тут было не до выбора. Бои с врагом, о котором еще так мало известно, шли без всяких правил. Зато теперь весть об этой речи разойдется по всем окрестным городам, а оттуда пойдет дальше. Безусловно, она будет дополняться новыми подробностями, но это даже и хорошо. Виктор и сам плохо представлял возможные последствия своего сегодняшнего выступления, но верил, что оно еще сыграет свою роль в разгорающейся борьбе, которая еще далеко не окончена.