Как-то однажды они с тетушкой Медвяной попали на улице в многолюдный затор, когда шли поутру с ближайшей рыночной площади, где покупали свежие овощи. На зажатой между домами мостовой никак не могли разойтись носилки с каким-то господином и настоятелем Первого городского храма.

Эль и тетка Медвяна вжались в глубокий дверной проем ближайшего дома, давая возможность носильщикам сделать лишний шаг для разворота. И вот в этот момент занавеска на носилках, что была как раз возле них, откинулась, и из нее выглянул раздраженный человек, которого девочка сразу и признала.

Это был все тот же «противный дядька». Но будучи сегодня старше и внимательней Эль смогла добавить к чертам ненавистного лица еще кое-что, более определенное и личностное. Впрочем, новые наблюдения ничего хорошего ему не прибавляли.

Резкими линиями, злым взглядом и острым дергающимся носом лицо этого человека, почему-то, напомнило ей мордочку старого больного лиса, виденного ею на поводке у уличного шарманщика. И так же как плешивая мордочка зверька, лицо этого человека выражало недовольство всем белым светом и злобу на каждую тварью, живущую в нем, в отдельности.

Выглянув из-за занавеси, он принялся сначала кричать на носильщиков, называя их глупыми баранами, совершенно не осознающими своего счастья, что носят столь святого человека. Затем он перекинулся на хозяина другого портшеза, обзывая того надутым индюком, который не чтит Светлого, а если б чтил, то пропустил бы Его представителя вперед. А потом его брань брызнула во все стороны, мерзко и грязно марая всех, кто окружал застрявшие носилки. Из его рта полились такие проклятия, что девочка зажмурилась и готова была уже зажать себе уши, но… все вдруг неожиданно смолкло.

Эль открыла глаза и встретилась с пораженным ненавидящим взглядом «противного дядьки». Случилось самое плохое, что могло вообще произойти — не только девочка узнала его, но и он вспомнил ее!

Оставив тетку Медвяну и корзины с овощами на крыльце того дома, к чьей двери они жались, Эль протиснулась между какими-то мужиками и бросилась домой.

«— Это все мои красные волосы! Он по ним меня узнал! Говорила тетушка надеть чепчик — так ведь нет, не послушалась! Что теперь будет?!» — корила она себя.

А залетев в лавку, принялась звать отца:

— Папа, папа! Ты где! — голосила она, носясь меж развешанных ковров и пугая покупателей.

Когда отец прибежал на ее зов и выслушал сумбурную речь, то только посмотрел на нее, как выдохнул, и тихо сказал:

— Будь готова дочь в любую минуту уехать из города.

Но они не успели. Отец хотел сделать все, как положено — продать, или сдать лавку и квартирку, расплатиться с поставщиками, выполнить срочные заказы. Именно об этом слышала Эль все последние дни, присутствуя при разговорах отца и приказчиков, пока помогала паковать вещи.