А он, казалось, даже не дышал.
— Лён, прекрати… — шепотом попросил он. И она прямо у себя во рту почувствовала теплоту его выдоха.
И также, одним дыханием, ответила:
— Нет… — и повела языком между его полуоткрытых губ. Нырнула глубже, встретила его язык и закружила вокруг.
Лиона затрясло и, видимо, уже не имея сил сдерживаться, он стал неловко трясущимися руками тянуть и дергать завязки и пуговицы на ее одежде.
Когда парень расправился с ее камзолом и рубахой, и на Льнянке осталась только полотняная лента, которой она утягивала грудь, он опять отстранился от нее и спросил все тем же чужим хриплым, но таким притягательным голосом:
— Ты уверена?
Девушка не стала отвечать, а просто потянулась к завязкам на его рубашке.
Через мгновение он уже стянул вниз полотняную повязку и вздрагивающими ладонями обхватил ее груди. Сжал. Отпустил. Нашел большими пальцами верхушечки. Толи выдохнул, толи застонал.
«— А-ах!» — вторя ему, вырвалось из груди девушки.
Ее хватали крепкие холеные руки графа и барона, вызывая в ней только омерзение и злость. Ее лапали потные заскорузлые ладони деревенских парней, и Лёнка ощущала только раздражение и брезгливость. Руки же Лиона были одновременно и сильными, и нежными, и немного шершавыми от тренировок с оружием, и даже слегка влажными от духоты в беседке. Но они давали ей что-то такое, чего она, как оказалось, жаждала, но совсем не ожидала. Сначала в груди от его прикосновений зарождалась томная нега. Потом, эта тягучая сладость начинала расплываться, делая тело жарким и послушным его рукам, как горячий воск. И в завершении, золотой рыбкой ныряла вниз, в пах, и уже там трепыхалась и танцевала, наполняя девушку неведомым доселе наслаждением!
Погруженная в эти сладостные незнакомые ощущения, Льнянка не сразу поняла, что Лион отстранился.
«— Что не так?!!» — взбунтовалась каждая жилочка внутри, когда она почувствовала, что его ладони соскальзывают с ее тела.
Она открыла глаза, «— А они были закрыты?!» — попутно поразилась Льнянка, вглядываясь в темноте в лицо парня, которое было мало того, что отвернуто от нее, так еще освещалось совершенно нелунным теплым светом. Осознав это, Лёна резко повернулась. Перед самым ее носом в воздухе висела Лялька — руки в боки, готовая устроить им нагоняй.
— Ляль, только не начинай! Мне почти шестнадцать! Другие вон уж и замуж выходят! — воскликнула девушка, видя воинственный настрой феечки.
Та на доводы не повелась и, не подумав охладить праведный пыл, гневно заверещала на своем птичьем языке. При этом выразительно жестикулируя: сначала покрутила пальцем у виска, потом обвела ручками беседку и в завершении погрозила пальцем, но, видно не удовлетворившись грозностью этого жеста, потрясла еще и кулачком, сначала перед одним носом, затем перед другим.