Вьесчи поднялся с дивана, вынул из ящика стола плоскую коробку, сунул ее в карман. Когда он проходил мимо комнаты Дины, увидел, что та сидит у телевизора, смотрит прогноз погоды и сосредоточенно записывает что-то в блокнот…

Вилисса явно заждалась его. Дверь открылась сразу. Поразительная особенность всех некромантов — полная уверенность в своей силе и ни грамма осторожности.

Пентхаус Доны не удивил Рамона. Нечто подобное он и представлял. Много света, зеркал и блестящего паркета. В просторном холле вместо люстры — светильники в виде длинных, острых кристаллов. Светло-бежевые стены. В углу — узкая ваза с причудливо изогнутыми ветвями, покрытыми искусственным снегом.

Вилисса, одетая в простой черный джемпер и такую же черную узкую длинную юбку, на фоне своей зеркально-белой квартиры казалась маленьким траурным призраком.

— Проходите, Рамон. Кристоф скоро будет.

На ее белых тонких пальцах поблескивали кольца с бриллиантами. В одном из них негоциант узнал свою работу.

Значительную часть гостиной занимал массивный сливочно-белый диван, похожий на сугроб. Два кресла — сугробы поменьше. На полу растянулась лохматая шкура полярного медведя. Люстра была похожа на неровно вырубленный из айсберга кусок льда. Одна из стен завешана круглыми зеркалами разных диаметров — от размера кофейного блюдечка и заканчивая хорошим подносом. Они были похожи на проталины, наполненные ледяной водой.

Дона с легкой улыбкой вопросительно подняла брови, заметив выражение лица Рамона.

— Пытаюсь понять, получил я обморожение или еще нет.

Она тихо рассмеялась в ответ и указала на кресло.

Негоциант сел. Дона опустилась напротив, погрузив маленькие босые ступни в густой медвежий мех. Спокойная, вежливая, выдержанная, невозмутимая. Пахнущая свежими, чуть горьковатыми духами. Глядя на нее, трудно было поверить, что в этом стройном теле, в белых руках, свободно лежащих на подлокотниках, скрывается сила, способная поднимать мертвых. Грязная, с точки зрения вьесчи, работа, не подходящая для этой девушки.

На стене, противоположной зеркальной, висел портрет красивой женщины в черном закрытом платье, с пышными светлыми волосами, уложенными в высокую прическу. Ее белое, чуть полноватое лицо выражало бесконечное лукавство и беспечность. Она сидела, слегка наклонив голову, искоса глядя на зрителя голубыми глазами с чуть поднятыми внешними уголками. И в ней было какое-то неуловимое сходство с Доной.

— Ван Дейк, — узнал Рамон руку художника. — Это вы?

— Моя мать, — улыбнулась Дона, оглядываясь на портрет.

Вьесчи оценивающе взглянул на девушку: