— Не знаю. Не думаешь, что это мог быть я?

— Ты со мной был, — мне не нравился этот разговор и настроение Ника, в котором чудилась какая-то суицидальная готовность уступить настойчивым уговорам федералов и сознаться во всем.

— И что? Мне уже сказали, что применили артефакт отсроченного действия.

— А они у тебя есть?

Ник кивнул. И перевернул чашку над блюдцем. Несколько секунд пялился в комочки остывшей кофейной гущи, пытаясь по ним прочесть свою судьбу, затем пожал плечами.

— Зажигалки для каминов. Срабатывают к оговоренному времени. Вроде как избавляют от необходимости возиться с розжигом. И да, на кухне у меня таких пару дюжин. Что? Дом большой. И согреть его непросто. Как ни странно, камины — самый дешевый вариант.

— Ага, — только и нашлась я, что сказать. Впрочем, я зацепилась за мысль. — А зажигалки эти надолго отсрочить можно?

— Надолго. Поэтому и доказать, что это был я, они не могут. Зажигалки лежат на кухне. А на кухне в тот день побывало много народу. Оллгрим вот заходил.

— Зачем?

— Приносит мне кое-что… и твой приятель Гевин. Деккер забрал новые линзы, я выписывал для него. И еще бакалейщик. Молочник. Была пару пациентов. Уж не знаю, заглядывали они на кухню или нет, потому что ма Спок в город выезжала.

То есть, фактически взять треклятую зажигалку мог кто угодно? Но… вряд ли бакалейщик рискнул бы работать в чужой мастерской.

— Доказать, что мастерскую использовали, теперь невозможно, — пояснил Ник, возвращая блюдце с предсказанием на стол. — Есть твои слова. И Томаса, но он не до конца уверен, как я понял. У него вообще что-то там с памятью разладилось.

— Свихнулся?

Вот только свихнувшегося федерала мне для полного счастья и не хватало.

— Да вроде нет. Ментальное воздействие — такая штука… память сама по себе такая штука… обманчивая. Иногда кажется, что ты помнишь четко, что было именно так, как ты помнишь, а потом, позже, факты говорят, что помнишь ты совсем неправильно.

Усатый выбрался из сада. И газон потоптал, сволочь этакая. И глядит на нас с упреком, мол, не ценим мы чужих стараний и ведем себя отвратно. Нет бы раскаянием следствию помочь.

Мысленно я скрутила фигу.

И не мысленно, за спиной. Я не то, чтобы суеверная, но вот этот пронзительный взгляд напрочь лишал остатков аппетита. А круассаны еще оставались.

— Ты вообще о чем сейчас?

— О том, что твой приятель пытается понять, что из того, что в его голове, было на самом деле, а что — плод его фантазии. Не совсем здоровой, я скажу, фантазии.