Но жалеть было не о чем, потому что все в жизни чего-то хотят. Мать желала бессмертной славы для смертного сына, сам сын понял, что желает просто наслаждаться жизнью, а судьба, которой, как известно, нет, хотела что-то свое. А потому…
Колени подломились и, он упал в снег, не успев додумать мысль, и почти сразу понял, что не поднимется больше. Обида, глупая и детская, поднялась где-то внутри груди (даже с девчонками не гулял, всё совершал подвиги и мечтал встретить Даму!), припомнилось лицо какой-то официанточки из России, ее улыбка, а потом стылый холод втиснулся внутрь, и боль там начала отступать.
Сквозь толстую пелену метели и его изнеможения прорвался чей-то голос. Голос был женский, молодой, слегка усталый и немного – насмешливый.
– Пришел, значит. Ну, надо же, какой герой.
Последним усилием он перевернулся на спину и приподнял заиндевевшие ресницы. Холодно больше не было, и метель осталась где-то в стороне, как будто вокруг было «карманное лето». Над ним стояла девушка с приветственной улыбкой, почему-то сразу стало понятно – целестийка, вот только одета она была в контрабандные вещи. Летние.
– Дай им пройти, – звука изнутри не доносилось, но почему-то казалось, что девушка (проводник?) с такой искренней улыбкой и с такими веснушками по всему лицу не может не понять.
– Красивый мальчик, – заметила она, рассматривая его. – Зачем же ты сюда полез один? Меч вот выкинул… а если я сейчас выпущу клыки, превращусь в кого-нибудь – ну, хоть и клыкана и оторву тебе руку или ногу? Как приветствие и на обед.
– Дай им пройти…
– Или ты пошел сюда потому, что там остался кто-то, ради кого ты готов сложить голову? – она подняла подбородок куда-то в неопределенность. – М-м, кажется, что нет. И какая идея может заставить просто выбросить собственную жизнь?
Он уже почти не слушал. Лицо проводника расплывалось перед глазами, строгое и ждущее лицо матери появлялось все чаще и яснее – «Мама, я ухожу» – рябила радуга…
– Ты… их… пропустишь?
– Будь спокоен, – сказала проводник и расцвела в улыбке так, что ему показалось – прямо над ним раскинуло лучи солнце. – Пройдут как миленькие.
– Я... умру.
– Ты уснешь, – поправила проводник и нагнулась над ним, – ты это сегодня заслужил, правда? Долгий сон, чтобы отдохнуть. Ты спи, а я посижу с тобой тут.
Она и правда уселась рядом, прямо в снег, и руку положила ему на лоб. Рука была теплой и какой-то невесомой – проводник…
– Могу даже спеть тебе колыбельную. Моя мама знала их столько… на каждое настроение. А потом я все позабывала – думала, есть какие-то более важные дела. Разве есть что-то важнее хорошей колыбельной, а?