– Светлоликие придумали такую странную вещь, – рассуждала тем временем Эльза. – Сюда попадают такие, как я. С благими мотивами и трагическим финалом. Нас наделяют силой и дают нам работу. И время подумать. Больше не дают ничего. Кое-кто уходит иногда, я не знаю, куда. А кто-то тут торчит тысячелетиями. Но никто пока что не встречался с собственным убийцей. Наверное, у нас с тобой правда какая-то судьба.

Макс постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Наверное.

Эльза очень приободрилась, когда он это признал. Улыбка с ее лица пропала, но появилось удовлетворенное и более зрелое выражение.

– Так что мне делать с тобой, Макс Ковальски? Ты пришел просить меня пропустить тебя в Целестию, хотя пока за тебя просил тот бедный мальчик, которого сейчас уже замело снегом. Будешь просить меня ты?

Макс не издал ни звука. Он стоял с опущенным пистолетом в руках, где-то за пределами действия артефакта свистела и бесновалась вьюга, и ему оставалось только сломать себя: произнести просьбу, на которую он попросту не имел права.

– Гордый, – одобрительно заметила Эльза. – Ладно, не проси, будем считать, попрошено. И мы ж с тобой старые знакомые, так что разберемся по-дружески? Я пропущу тебя в Целестию… – она сделала паузу, – за одну жизнь.

Ковальски открыл рот, но ему не дали ничего сказать:

– Да-да, за еще одну жизнь. У Поводырей свои причуды, и имей в виду, что без ответа я не уйду, а ответ я получу сейчас. От тебя, – прибавила она жестко. – Они нас не услышат, даже если ты начнешь кричать.

Снежинки вовне отмеривали счет секунд. Макс вглядывался в спокойное и какое-то просветленное лицо Дары, а Эльза хихикала, деликатно прикрывая рот ладошкой.

– Вот сейчас ты назовешь себя, – с удовольствием заметила она, – хотя ведь всю жизнь твердил, что бессмысленное самопожертвование – идиотизм. Макс, а как же Лорелея – так и станет куском хрусталя? А Целестия, если ты вдруг не пробудишь свою богиню? Ты ведь просто не имеешь права умирать! Где там твой хваленый рассудок? Ты так хорошо с ним обращался, когда разгромил мое маленькое войско – давай, подключай, я разрешаю!

Какой рассудок! Ковальски в кои-то веки был потерян совершенно. Он отвел взгляд от лица Дары, глубоко вздохнул и…

– Сложно, да? – помогла ему Эльза. – Оказывается, ты дорожишь девочкой даже больше, чем думаешь, она тебе прямо как дочь, раз ты все-таки готов назвать себя. Убить и себя и ту, которую так любишь, и еще, наверное, кучу народа – из-за глупой упрямой артемагини. Как-то не по-твоему. Макс, я все равно не стану тебя убивать: мне все-таки небезразличны судьбы моей страны. Это выбор не из трех жизней, а из двух, и он такой простой, что даже кто поглупее тебя мог бы догадаться.