Бродерик молчал уже минут десять, и я потихоньку начинала нервничать.

— Ты давно знаешь этого художника, который у вас в департаменте работает? — озвучила я наконец мысль, которую мусолила уже несколько дней. Логично же: именно после того, как я эпично покопалась во внутренностях жертвы, да еще и нашла свидетелей при помощи Пэдди, убийства в открытую прекратились. А художества на стене? Я могла поклясться, что в хитросплетениях линий видела спираль Фибоначчи. Не думаю, что обычный неграмотный маньяк с левобережья будет в курсе, что это.

А вот профессиональный художник — вполне.

И кажется, жениха моего тоже терзали похожие подозрения, хоть он их и гонял. Потому что вопроса — а при чем тут живописец? — не возникло. Но Бродерик яростно кинулся на защиту чести и достоинства художника, убеждая, кажется, не столько меня, сколько себя самого.

— Ну что ты! Ричард — прекрасный человек, я с ним уже лет пять знаком. Он маме портрет делал, в гостиной у нас висит. Покажу потом, отличная работа. Ну, со странностями — так художники все такие.

Покажет потом? То есть бросать меня прямо сейчас он не собирается?

Всеединый, что мне за глупости в голову лезут?! Мы тут убийцу вычисляем, а я себе мысленно личную жизнь устраиваю. Тьфу!

— А девушка у него есть? Невеста, жена?

— Жены нет, девушки… модели приходят иногда, позируют за деньги.

— Я имею в виду именно личные отношения. Они только позируют или еще что-то?

Салливан густо покраснел.

— Мы не настолько близки с Ричардом, чтобы обсуждать такие… интимные детали.

— Жаль, — пожала я плечами, делая вид, что не замечаю девичьего румянца на щеках и ушах капитана. Краснел он страшно и мучительно, как все рыжие: почти целиком каким-то бордовым оттенком, что плохо сочеталось с веснушками на носу и скулах. Смешной. — По моей теории у убийцы проблемы с потенцией, так что если Ричард никого не…

— Так! Я категорически отказываюсь обсуждать… потенцию своих знакомых с моей невестой, — он запнулся на неприличном слове, но мужественно довёл мысль до конца. Даже не знаю, что меня дернуло подразнить его, но я не задумываясь выпалила:

— А свою?

Все еще взъерошенный и красный от своей тирады о неприличном, он был такой милый и домашний, что я совершенно не ожидала от него резких действий. Вроде того, чтобы схватить меня за затылок одной рукой, другой — за талию, развернуть и притиснуть к себе так, что между нашими телами и волос бы не прошёл.

— Поверь мне, с этим все нормально, — и Броди потерся носом о мою щеку. Я, умудрённая опытом женщина, покраснела как невинная девица, которой в данный момент и являлась, почувствовав собственным животом, что там и правда все очень даже хорошо.