— Вот в этом и проблема, — Калеб выдохнул, посмотрел на Дэона, как будто молча ждал согласия. Дракон долго думал, затем все же кивнул головой, одобряя выбор бывшего архимага и сам решил все рассказать:
— Мы нашли лабораторию Олова. На старом кладбище. Под землей. Нашли рецепты, а так же схему того самого зелья. Изначально Олов пытался изобрести нечто вроде сыворотки правды. Через подчинение, по его замыслу, можно было раздобыть ответы. Вот только формула не совпадает. Мы долго изучали остатки яда, добытого Ариадной с рецептурой Олова.
— Он мог сжечь свои исследования, — махнул рукой Морл, — или вы хотите сказать, что…
— Кто-то намерено изменил формулу, — шептал Дэон, — и хорошо замел следы. К тому же прошло столько времени. Простыми словами: Олов мог сам ошибиться в ходе исследований, но возможно кто-то намерено изменил формулу, специально отравив сына архимага.
Наступило молчание. Калеба трясло, меня тоже. Сэра напряглась, я чувствовал в ее сердце ярость, направленную в сторону Олова, но так же смятение.
— Изначально Чума не была столь ужасной, — вспоминала Ариадна, — я пошла к драконам, чтобы исправить ошибку брата… В мире начались катаклизмы, из-за его ошибки горы рушились… Вы хотите сказать, что все это тоже могло быть спланировано заранее?
— Я хочу сказать, что Олова нельзя убивать, потому что в глубинах его подсознания мы можем найти ответы, — закончил за дочь Калеб. — Он либо виновен во всем, либо виновен, но частично. В любом случае…
— Мы не знаем, когда именно отравился Олов, — прошептала Сэра, — и не знаем, как это произошло, но думаю, вскоре выясним. Прошло много лет, но если истинный враг не мой дядя, значит, он обязательно оставил след.
— След остается всегда, — заметил Лайонел, — невозможно уничтожить память…
— А у воды эта память есть…
Ариадна была полна сомнений, как и все мы. Каждый из нас прекрасно понимал, что найти ответ на этот вопрос мы быстро не сможем. Да и не известно — сможем ли. Враг, если он действительно существует, уже мог быть давно мертв. Чума многих забрала… Не зависимо от пола или расы.
В любом случае, жизнь постепенно налаживалась.
Впервые в своей жизни я просыпался по утрам и чувствовал в своем сердце любовь. Настоящую — теплую и нежную. Я обнимал Сэру каждый день, не мог надышаться ей, оберегал, как мог, и многие часы думал лишь о вопросе Лиммы:
А ведь и правда… какими будут наши дети?
Конец.
Конец.