— Вон та посудина, «Мира дель Роа», на ближнем рейде справа, — указал длинным кривым пальцем Ройо в бухту.

— Каравелла местной постройки, — наметанным глазом определил кавальеро. – Куда отправляется капитан?

— В Санта-Евгению, затем на восток, через залив. В Латенгру и Гемиринглид.

— Подходит. Как он вообще, нормальный малый?

— Смурной вечно ходит. Неразговорчив. Но дело знает, на неоправданный риск не идет. Хороший капитан, сеньор, — Ройо окинул взглядом портовый район, что лежал сейчас под ними. — Из наших, санторумских волчат.

— Тогда я спокоен, — кавальеро смотрел на море.

Там, за десятками кораблей, что застилали мачтами горизонт, было оно спокойным и серым. Осенние шторма уже закончились, и путешествие не должно было стать сложным. Только сейчас он понял, что находится в бегах. Что бросил всё, что нажил здесь, в Санторуме. Что будущее совершенно неясно.

— Главное, Гвидо, это то, что ты выжил, — тихо проговорил он. Поднял руку к лицу, собираясь привычно огладить усы, но вспомнил что их больше нет. Помянул демонов и оглянувшись на Ройо, спросил: — Спускаемся к лодке?

Матушка Мартеллина. Сцена третья,

Матушка Мартеллина. Сцена третья,

в которой судебному прелату подбрасывают странное дельце, разобраться в коем невозможно без бутылочки белого санторумского.

Солнышко село за хребет Монте-Тайнаре, подул ветер, не особенно приятный в холодных предгорьях. Матушка Мартеллина зажгла все пять свечей и затворила ставни в своей келье. Ей, тридцатилетней, приятной во всех отношениях женщине, предстояла вечерняя молитва в уединении и столь же одинокий ужин. Но есть пока не хотелось — это желание придет значительно позже. Свою же привычку кушать по ночам греховной она не считала. А потому на закате решила обойтись мисочкой холодной овсяной каши да кусочком ржаного хлеба.

Она пошурудила в слишком крупном для столь небольшого помещения камине и кинула туда полдюжины сосновых полен. Когда дерево весело затрещало, взгромоздила на крюк махонький, весь в копоти, котелок для травяного настоя. С удовольствием погрела озябшие руки близ огня и, отпустив молитву Единому, вновь присела за свой заваленный бумагами столик у окна.

Ей предстояла работа, которую подкинули незабвенный городской Викарий и, не менее незабвенный, отец Риакондо буквально сегодня. Сами не дали себе труда разобраться, негодяи, вот и сбросили непонятное дело на судебного прелата! Ну да Единый им судья!