Чертополох глазела во все глаза.

— Я никогда не видела ничего подобного.

— Поразительно! — воскликнул Саймон, протягивая руки и будто приветствуя буйные джунгли.

Огромные папоротники разворачивали свои листья; деревья с треском тянулись вверх, достигая немыслимых высот за считанные секунды. Казалось, ход времени ускорился, чтобы позволить лесу нагнать то, что было утрачено из-за Поглотителя жизни.

Ветви тянулись и извивались, с шорохом выпуская бесчисленные веточки и листья. Лозы расползались во всех направлениях, словно подрагивающие щупальца. Для Никки этот безудержный марш плодородия звучал зловеще, тревожно… и опасно.

Стволы деревьев набухали до безумия быстро, и они стонали от мук слишком мощной жизни. Ветки бились друг о друга, словно стальные клинки. Цветы выбрасывали в воздух пыльцу, плевались семенами, а грибы расшвыривали свои споры. С шепотом и шипением всходили травы.

Группа людей из Твердыни стояла, пораженная зрелищем, а вокруг всходило все больше новой поросли. Травы и бурьян расползались во все стороны, отвоевывая территорию у выжженного запустения. Эти первобытные джунгли разрастались неимоверно быстро.

— Пресвятая Мать морей! — Бэннон поначалу удивленно улыбался, но вскоре выражение изумления на его лице сменилось беспокойством. — Но не слишком ли быстро?

В воздухе с жужжанием носились пчелы и жуки. Темная туча комаров походила на поднимающуюся волну.

Саймон крикнул в сторону леса, как будто взывал к его сущности:

— Спасибо! Мы благодарны за возвращение жизни!

По деревьям и ветвям прошла рябь, и в косых зеленых тенях промелькнули крупные человеческие фигуры — то были обнаженные стройные девушки с пестрой кожей, которая сливалась с листьями. Ветки и лозы расступились, пропуская трех девушек, и те остановились неподалеку от группы ученых.

Девушки были такими же цветущими, как сам лес: их грудь и бедра были полны жизни, а волосы являли собой путаницу листьев и мха. Они выглядели чуждо, их измененные тела имели больше общего с деревьями, чем с людьми, хотя некоторые черты лица оставались узнаваемыми.

Бэннон ахнул, и на его губах появилась неуверенная улыбка.

— Лорел? Одри? Сейдж?

Когда три фигуры двинулись вперед, за ними поползла и лесная подстилка. Глаза послушниц Виктории сверкали зеленым светом, создания трепетали от силы плодородия, сущности леса и самой жизни. Они источали волнующий и неимоверно притягательный запах, как животные в период течки. Даже Натан поддался их присутствию, что уж было говорить про Саймона и остальных мужчин. Воздух насквозь пропитался сексуальным влечением.