Итак, завтра же с утра в сопровождении бригады зачистки надо будет посетить скрытного Пьетро и лично доставить на базу для дальнейшего разбирательства. Обязательно лично, ребята могут не справиться с вампиром без мага. А вот гада Жорика, если он только дома, застукать среди ночи, выволочь тепленьким из постельки и, еще сонного, подвергнуть допросу с применением магии, с этим ребята справятся. Пусть такие действия противозаконны, но ведь никто его откровения не понесет в суд. Главное — получить информацию об остальных, а там уж можно будет и на законы оглянуться. Опять же у инспектора Темной Канцелярии расширенные полномочия, достаточно взять его с собой — и никаких последствий лично для Макса этот незаконный налет иметь не будет.

«Так и сделаю, — решил региональный координатор, поглядывая на часы. — Сейчас закажу бригаду на утро, а как только вернусь со свидания с коллегой Истраном, тут же нагряну к Жорику. Будет ему и шляпа, и „замазка“, и мои личные файлы…»

Глава 14

Глава 14

Итак, в то время как Вена боролась за то, чтобы все народы Австро-Венгрии проявили максимум верности и преданности, доктор Павек прописал Швейку бром против его патриотического энтузиазма и рекомендовал мужественному и честному солдату не думать о войне.

Кантор давно подозревал, что его дурачат. Подозрение было интуитивным, смутным, ни на чем конкретном не основанным, но проверить свои догадки Диего не мог. Кантор сам не понимал, что происходит и о чем следует спрашивать подозреваемых.

Основными подозреваемыми являлись: его величество, не снимающий амулета даже ночью; товарищ Амарго, тоже надежно экранированный от любопытных эмпатов, и товарищ Пассионарио. Этот амулета не носил, но справиться с более слабым эмпатом для него не составляло труда. Более доступные для восприятия люди (и не люди тоже) либо ничего не знали о всемирном заговоре против товарища Кантора, либо были заняты своими мыслями. Например, Мафея традиционно мучили два вопроса, которые подросткам его возраста кажутся самыми важными в жизни: самоутверждение и девушки.

Жак в основном трясся за свою шибко чувствительную шкуру и мучился подозрениями не вполне понятно в чей адрес. Правда, с некоторых пор страх и подозрительность испарились, сменившись таким облегчением, что оно чуть ли не на лбу светилось.

В душе ее величества творилось нечто настолько невообразимое, что Кантор сам рад был бы экранироваться. Это надо же, что делает банальная беременность с обычно сдержанной и сильной женщиной! Даже если это потом пройдет, веселенький период жизни предстоит бедному королю…