— Может, еще выкрутитесь как-нибудь?

— Сомневаюсь. Я совершенно не контролирую свой внешний вид, возраст может смениться от чего угодно. Стоит мне один раз «поплыть» в присутствии Мафея так же, как это случилось пару недель назад, и плакали все мои тайны. — Мэтр грустно вздохнул и пристально всмотрелся в темноту. — Иди спи. И пожалуйста, завтра не рассматривай меня, как слона в зоопарке, а также не забывай, что ко мне следует обращаться на «ты». Иначе я сам сбиваюсь, начинаю величать Мафея его высочеством, а всех прочих господами…

— Я постараюсь, — пообещал Кантор, в глубине души полностью согласный с почтенным мэтром в том, что тайны его долго не проживут.

Макс помянул недобрым словом тяжкий физический труд и свою коварно подкравшуюся старость и с протяжным оханьем разогнул спину.

— Ото ж, — насмешливо отозвался Казак, откладывая кисточку и любуясь на свое творение. — Это тебе не принцессам глазки строить.

— В те времена, когда я строил глазки принцессам, я и копать мог без вреда для здоровья, — проворчал Макс. — Говорил же, надо было их в одну братскую могилу сложить и не мучиться.

— Нет, ну это ты совсем не прав, — возразил переселенец и, легко поднявшись на ноги, подхватил горшочек с краской. — Христя просила похоронить ее рядом с тем охотником, но не в одной могиле, а то ей неловко. Бабця и хлопчик тоже вряд ли были бы рады, если бы мы их в одну яму запихнули. Складывать вместе хороших людей и всяких злыдней опять-таки нехорошо. Этот твой Хосе Игнасио вовсе ни туды ни сюды: с одной стороны, скотина, а с другой — вроде и покаялся. Вот и осталось только два таких непотребных злодея, которых и в одну могилу закопать не жалко. Да нехай, ну подумаешь, покопали трошки, размялись… Сейчас вот пойдем отдохнем, а завтра зажарим ту курицу, что осталась, и подумаем, что дальше делать.

— Что тут думать… — вздохнул Макс — Перво-наперво надо наведаться в Аррехо — проверить то, что порассказал мне этот покойник, и заодно лошадь тебе купить. А потом, видимо, придется мне к своим пешком добираться, лесами-горами. А ты меня проводишь.

Он еще раз оглянулся на ровный рядок свежих холмиков, украшенных крестиками, изготовленными из разобранной ограды и веревочек. На каждом красовалась дощечка — кое-где с именами и датами, а кое-где только с бесхитростной эпитафией. На последней дощечке мстительной рукой обиженного Казака было выведено: «Какой-то разбойник, как звать — не знаю; и тот подлюка, что меня бесчестно в спину застрелил».

— А что, сам ты по лесу гулять боишься? — хохотнул переселенец, но отказываться не стал.