Рейневан не спрашивал.
В день святого Винцентия, праздника почитаемого в Силезии сопокровителя вроцлавского кафедрального собора, в Гдземеж явился голиард Тибальд Раабе. Похоже, он обошел всех своих информаторов, потому что наконец привез вести из Чехии. Колин, сказал он, наконец капитулировал. После восьмидесяти четырех дней осады, во вторник перед святым Фомой, пан Дзивиш Божек из Милетинка сдал город при условии свободного выхода гарнизона. Прокоп условие принял. Он устал от осады. И планировал другое.
— Прокоп, — докладывал голиард, — уже мобилизует Табор, сирот и пражан. Рейд в Венгрию — верняк.
Тибальд уехал снова. Его не было очень долго, до самого воскресенья
— А в Мораву, — многозначительно продолжал Тибальд, — тем временем прибыли из Чехии сильные подкрепления. Боевые отряды из Нимбурка, Сланого, Уничева и Бжеслава.
— Стало быть, — свергнул зубами Бисклаврет, — очередь за Силезией.
— Пришло наше время, — кратко заметил Дроссельбарт. — Готовимся.
— Готовимся, — эхом повторил Урбан Горн.
Они готовились. Днями и ночами сидели над картами, планировали. Бисклаврет и Жехорс выехали, взяв с собой вьючных лошадей, и через два дня вернулись с грузом, большим и побрякивающим. На глаз в нем было несколько десятков гривен.
Рейневан снова съездил в Белую Церковь, но и на этот раз Ютты в монастыре на застал. Получалось, что зима снова разлучила только что соединившихся любовников.
Продолжался Великий пост. Прошел святой Матвей, заканчивающий зиму. Поговорка не солгала. Зима кончалась, у нее уже не было сил сопротивляться дальше. Тронутые теплым южным ветром снега растаяли, из-под них выглянули белые колокольчики подснежников. В воздухе запахло весной.
С ветром и ароматом вернулся Тибальд Раабе. Увидев его приближение, они поняли: началось.
— Началось, — подтвердил, сверкнув глазами, голиард. — Началось, господа! Прокоп ударил! В масленицу перешел границу Опавского княжества.
— Значит, война.