— Значит, ударим прямо на него, — предложил Ян Блех из Тешницы. — Всей силой. Сомнем...

— Он расположился в таком месте, где на него трудно будет ударить, — покрутил головой Жехорс. — Страдуня разлилась, берега топкие.

— Кроме того, — поднял голову Прокоп, — время не позволяет. Если ввяжемся в бой с Больком, епископ наберет больше сил, займет более удобные позиции. Когда увидит, что у нас трудности, очнутся в Рачибуже регентша Гелена, эта волчица, и ее вредный сынок Николай. Готов решиться на что-нибудь радикально глупое Пжемко Опавский, да и для Вацлава это может оказаться крепким искусом. Все окончилось бы окружением, боем на несколько фронтов. Нет, братья. Епископ — наш самый злейший враг, так что идем что есть духу на Нису. Выходим! Главные силы — на тракт, направление Озоблога... А для братьев Пухалы и Змрзлика у меня будет другое задание. Но об этом чуть погодя. Сначала... Рейневан!

— Брат Прокоп?

— Юный Опольчанин... Ты его знаешь, мне кажется?

— Болека Волошека? Учился с ним в Праге...

— Прекрасно получается. Поедешь к нему. Вместе с Горном. В качестве посла. От моего имени предложите ему соглашение…

— Он не захочет, — холодно сказал Урбан Горн, — нас слушать.

— Доверьтесь Богу — Прокоп взглянул на ожидающих приказов Добка, Пухалу и Яна Змрзлика, губы его кривила злая гримаса. — На Бога и на меня. Уж я сделаю так, чтобы он захотел.

Весенняя Страдуня действительно оказалась достаточно серьезной преградой, болотистые поля стояли под водой, течение омывало стволы прибрежных верб, уже серебрящихся распухшими почками. На разливе было полно лягушек.

Конь Урбана Горна плясал по дороге, месил копытами грязь. Горн натянул вожжи.

— К князю Болеку! — крикнул стоящей на мосту страже. — Посольство!

Горн крикнул уже в третий раз. А стражники не отвечали. И не переставали целиться в них из арбалетов и упирающихся в поручни моста гаковниц. Рейневан начинал беспокоиться. То и дело оглядывался на лес, подумывая, успеет ли в случае погони домчаться до него.

Из леса на другом берегу выехали четверо конников. Трое остановились на предмостье, четвертый, в полных доспехах, въехал на мост, гремя подковами. Герб на его щите не был, как вначале подумал Рейневан, чешским Одживонсом — это был польский Огоньчик.

— Князь, — крикнул всадник, — послов примет! Давайте оба сюда, на наш берег.

— Рыцарское слово?

Огоньчик поправил опадающее забрало шлема, поднялся на стременах.

— Э-эй! — В его голосе послышалось изумление. — Я ж вас знаю! Вы — Белява!

— Вы, — припомнил Рейневан, — рыцарь Кших... Из Костельца, да?