Через несколько минут он оказался на соседней от дома Мэриэн улице. Кейн задумался и немного не рассчитал расстояние. Но, к счастью, он промахнулся всего на сто метров. Это было нестрашно. Алекс пешком направился к нужному зданию.

Небо над головой затянуло серыми облаками, начал накрапывать мелкий противный дождик. Но Кейн не обращал на него внимание. Его мысли были заняты совершенно другим. Каждые полминуты он доставал из кармана телефон, чтобы посмотреть, нет ли пропущенных звонков. Но тот упорно молчал. От мрачных рассуждений о судьбе Элайны Алекса отвлекло неожиданное обстоятельство. Он увидел в конце улицы знакомый силуэт.

Эрик? – нерешительно окликнул он.

Молодой человек в черной куртке резко обернулся. Он шел с непокрытый головой под дождем так же, как и Кейн. Алекс поспешно подошел ближе.

– А, это Вы, – устало произнес Эрик. – Не ожидал Вас встретить.

Алекс бросил мимолетный взгляд на своего собеседника и сразу понял, что дело плохо. Черты лица парня еще больше заострились, а кожа стала землисто-серой. Его лицо теперь напоминало лицо мертвеца. Зато черные глаза неожиданно изменили свой цвет, сделавшись светло карими даже с каким-то зеленоватым оттенком. Алекс, который долгие годы прожил рядом с больной алаяной женой, стал специалистом в этой болезни и сразу понял, в чем дело.

– Вы больны? – тихо поинтересовался он.

– А Вы заметили? Ну да, я выгляжу так паршиво, что это трудно скрыть, – грустно усмехнулся Эрик. – Не волнуйтесь, от меня не будет вреда обществу. Меня не нужно насильно транспортировать в ближайшую психушку. Мои друзья обо мне позаботятся. Вы же знаете, наше братство своих не бросает.

– Я и не собирался, – ответил Кейн. – Сумасшедший дом – это ужасное место. На мой взгляд, даже тюрьма в сто раз лучше. Согласитесь, ведь там у человека в сто раз больше прав. Даже за решеткой он остается человеком, гражданином, личностью. А в психушке он превращается в «нечто». В почти неодушевленный предмет, с которым можно обращаться, как вздумается. Его можно связать, привязать к постели, насильно кормить, заставлять справлять нужду в туалете, где нет дверей и замков, чтобы он всегда был на виду. Нет, мне хватило одного взгляда на такую больницу, чтобы понять, что я лучше умру, чем позволю лечить себя там. Моя жена семь лет болела алаяной. И все это время она была дома. Скажу честно, эти годы были самыми худшими в моей жизни. Потому что, чего уж греха таить, она была совершенно неадекватна. Но я ни о чем не жалею. Все равно, она до последнего находилась в человеческих условиях, а не стала жутким узником этого места. Поэтому меньше всего на свете я Вам желаю оказаться в психушке. И я искренне Вам сочувствую и сожалею, что так вышло. Эта дрянь косит всех без разбора.