– Что? – я нахмурилась.

Эванс поспешно махнул рукой:

– Ничего. Забудь.

Мы снова облокотились о перила и вперили свои взгляды в океан. Я краем глаза видела, как Дэвид нервничает и теребит завязку бежевых армейских штанов. Я также видела, как он кусает свои губы до крови, что также служило верным признаком нервов.

– Как ты думаешь, – вдруг он оживился снова, – Соньке было не больно?

– Ты сам все видел.

Я оглянулась и прошлась взглядом по палубе. Так. Кира поблизости нету. Вот и отлично.

– Когда… – Я запнулась.

Что ему сказать? Что я до сих пор пытаюсь выудить у Соньки, какого хрена она вот так вот нас легко оставила? Или что перед смертью своей она сказала Киру, что ей хорошо? То есть, как бы намек на то, что здесь, ребята, мне было с вами ужасно, несмотря на то, что вы всегда спасали мою задницу, а там мне будет хорошо, хотя я даже не знаю, куда я попаду.

– Все было тихо и безболезненно, – наконец выдавила я и почувствовала огромный ком в горле.

Дэвид лаконично кивнул.

– И все, – я пожала плечами, – она пару раз теряла сознание, и Кир как-то удерживал ее на плаву, а потом она закрыла глаза и больше их не открыла. И наступил конец.

– Мне очень жаль…

– Все хорошо.

Дэвид медленно запустил руки в свои волосы и зажмурился, как будто его только что атаковала мигрень.

– Так хочется закрыть глаза и проснуться, поняв, что это все сон.

– Эй, – я положила руку ему на плечо. – Теперь мы навечно связаны с этой тайной, Выживший.

Я бы хотела добавить еще кучу слов поддержки, зная, как тяжело он переносит утрату своей Эмили. Мне хотелось притянуться своими губами к его и поцеловать его. Мне хотелось рассказать ему о том, что это – еще не конец, а только начало, как любили говорить нам школьные психологи, и что нам предстоит чертовски много дел, когда мы вернемся в Каролину. Одним из таковых будет являться закрытие рейса номер восемьсот восемьдесят восемь.