Светлый фон

— Значит, добилась? — я задрала бровь, подперев голову рукой. Стивенс неоднозначно скользнул взглядом по шторам балкона, потеребил в пальцах кружево скатерти и неохотно, с натугой подвёл черту:

— Тортуга.

— Странно. — Я позволила себе выдохнуть и принять более расслабленную позу — откинуться на спинку стула и опустить руки с подлокотников. — Не ожидала, что Воробей найдёт себе выгоду в том, чтобы сразу сказать верный курс.

— Верный…? — Стивенс оживился, подался вперёд и заелозил в кресле. Я размеренно закивала, удовлетворённо прикрывая глаза.

— Именно на Тортуге дневник Розы Киджеры, — в подтверждение добавила я. Стивенс едва заметно просветлел от улыбки.

— С вами приятно иметь дело, — он поднялся, шаркнув креслом. У порога остановился, медленно обернулся и мягко протянул: — Ещё свидимся.

Дверь хлопнула за спиной в синем мундире, а с моих губ снизошёл долгий тяжёлый выдох. До глубокой темноты я просидела в мучительных раздумьях.

На старом шкафу в обилии пыли и паутины обнаружилась карта, пожелтевшая от времени и долгого забытья в незаметном укромном углу под потолком. Она пролежала бы там ещё столько же, если бы мне не довелось обшарить каждую щёлочку комнаты в поисках подручных средств. И когда дряблое полотно развернулось на столе, я даже не поняла, радоваться или огорчаться. Сен-Бартелеми от Тортуги отделяли многие мили воды, а если учитывать необходимость обходить Пуэрто-Рико и Эспаньолу, огни Тортуги затеплятся на горизонте спустя ни меньше недели. Впрочем, своим собственным расчётам я не могла доверять до конца — и, будучи новичком в судоходном деле, надеялась, что ошиблась. И надежда подтвердилась. Однако, не в лучшую сторону.

Паруса не теряли ветра который день, и судно неуклонно вспарывало гребни волн. За всю неделю, что мы двигались на северо-запад, Стивенс практически не навязывал своё общество. Однако стоило появиться на идеально-чистой сверкающей палубе, несколько взглядов неприятно сверлили спину. Особенно выделялся среди них холодный, пробирающий до дрожи, взгляд капитана «Августиниуса». Мистер Геральд — статный представительный мужчина, щеголял на палубе идеальной солдатской выправкой почти круглые сутки. Во всяком случае, ещё не было раза, когда при моём появлении на палубе, его прямой угнетающий взгляд не вызывал неприятное раздражение. И пускай, капитан «Августиниуса» ни разу не обмолвился мне словечком, его презрение так и чувствовалось в радиусе трёх метров, а значит, моя теперь уже официальная принадлежность к славному пиратскому народу не осталась скрытой от него.