Стоило мне упомянуть имя Фиби, как она появилась вместе с Изабо. Лицо кандидатки в вампирши было совершенно белым. На лице Изабо застыло выражение легкой скуки.
– Что случилось, Фиби? – спросила я.
– Картина Гольбейна… в ванной. – Бедная девица чуть не плакала, прижимая руки к щекам. – Небольшой портрет Маргарет – дочери Томаса Мора. Он не должен висеть над унитазом!
Когда-то я ужасалась, видя, как в семье Мэтью обращаются с бесценными книгами. Мэтью мои ахи и охи утомляли. Теперь я наблюдала то же самое у Фиби и, кажется, стала лучше понимать мужа.
– Да оставь ты эту свою чопорную стыдливость! – раздраженно бросила Изабо. – Маргарет была не из тех женщин, которые падают в обморок, увидев чью-то голую задницу.
– Ты так думаешь… Это ведь… – Фиби запнулась. – Меня волнуют не внешние приличия. Портрет Маргарет Мор висит на честном слове и в любой момент может упасть прямо в унитаз!
– Я понимаю твое беспокойство, Фиби, – сказала я, пытаясь ей посочувствовать. – Может, тебя успокоит тот факт, что в гостиной есть и другие полотна Гольбейна? Они крупнее тех, что в ванной, и гораздо известнее.
– И выше тоже. Где-то на чердаке собрано все святое семейство. – Изабо указала наверх. – Я помню Томаса Мора высокомерным молодым человеком. С годами он ничуть не изменился. Мэтью это не волновало, а вот у Филиппа с Томасом несколько раз чуть ли не до драки доходило. Если его доченька утонет в сортире, ему это пойдет только на пользу.
Амира засмеялась. Глядя на нее, Фернандо тоже засмеялся. Вскоре хохотали все, даже Фиби.
– Из-за чего у вас столько шума? – спросила появившаяся в дверях Марта.
– Фиби приспосабливается к особенностям семьи де Клермон, – ответила я, вытирая глаза.
– Bonne chance[44], – сказала Марта, отчего все засмеялись еще громче.
Я расценила это как прекрасное напоминание: при всех наших различиях мы были семьей. Странной, со своими задвигами, как в тысячах других семей.
– А листы, которые вы привезли, – они тоже из коллекции Мэтью? – спросила Амира, направляя наш разговор в прежнее русло.
– Нет. Один достался мне от родителей, а второй находился в руках Эндрю Хаббарда – внука Мэтью.
– М-да… Как много страха…
Взгляд Амиры стал отсутствующим. Она обладала большой эмпатией и способностью глубоко проникать в ситуацию.
– Амира! – позвала я, пристально глядя на нее.
– Кровь и страх. – Она содрогнулась. Меня она не видела и не слышала. – В самом пергаменте, не только в словах.
– Может, стоит ее удержать? – спросила я Сару.