Нельзя так, еще как нельзя! Это неправильно, нехорошо, непорядочно, противоречит моральному кодексу строителя коммунизьма, и вообще, в чем там дело-то? Ась?!

Анна слушала молча.

В подобных случаях это единственный достойный выход. Начнешь ругаться, оправдываться, спорить, объяснять… не поможет! Наоборот, только больше распалит "активиста". А там…

Скажешь слово, одно, десять, втянешься в скандал, а потом – глядь! Ты с больной головой и пятнадцать суток за хулиганство, а "общественник" бегает и всем рассказывает, как его стррррашно оскорбили! Здоровый и бодренький.

Для них-то это все сродни живой воде! Они из человека сил насосутся, прилепятся клещами, вопьются в самую сердцевину…

Анна не формулировала это именно таким образом. Но и поощрять "безумную активистку" не собиралась. Стояла, молча слушала… как бы. На самом деле думала о своем.

Клюква плоховата. Бруснику вымочили слишком сильно, не умеют здесь делать правильную моченую бруснику, рыжики на зубах не хрустят…

Кругом одни недочеты. И как из такого прикажете готовить праздничный обед? Ладно, ужин?

С другой стороны, мэтр Симон мог приготовить минимум девять блюд из одной гречки, а она чем хуже? Справится!

Вот никогда не думала, что ей пригодятся именно эти навыки, но поди ж ты! И Кира так интересуется… хорошая девочка. Правильно ее бабушка воспитала, девочка получилась очень домашняя, серьезная…. А эпатаж – наносное.

Кто в юности не был бунтарем, в старости станет законченной сволочью, так, кажется?

Наконец Ольга Петровна вымоталась и более-менее успокоилась.

– Ты скажешь что-нибудь – или нет?

– Погода сегодня отличная, – сказала Анна.

– Издеваешься!?

– И снежок выпал…

– Ты что – не понимаешь…

Еще десять минут Ольга Петровна плевалась и орала. Но потом устала окончательно. Все ж не молоденькая, возраст уже не тот. И только тогда Анна соизволила заговорить.

– Ольга Петровна, вы лезете не в свое дело. А я не обязана давать вам отчет в своих поступках.

Обошла активистку и вышла со двора. Та осталась стоять, открывая и закрывая рот.