У Парагона был личный врач, который следил за здоровьем и психическим состоянием парня. Но в момент происшествия Док был занят на этаже ниже. Где бригада техников ломами вскрывала заклинившую капсулу игрока.
Поэтому медики самостоятельно тащили каталку с побледневшим парнем в лифт, чтобы отвезти его в медблок, где имелось все необходимое оборудование. Но не успела кабина начать спуск, как была остановлена на два этажа ниже. В лифт ввалился смуглый парень с волосами, заплетенными в афро.
— Гаро, — прошептал пациент.
— Не Гаро, это Черч. Все в порядке, дружище. Сейчас мы тебя подлатаем и будешь как новенький.
— Гаро, — продолжал шептать Парагон. — Я должен вернуться в Роркх.
— Обязательно вернешься. Только не засыпай.
— Ты не понимаешь. У нас осталось меньше часа. Мне нужна рабочая капсула. Одна сраная капсула.
— Будет, мэн. Хоть все сраные капсулы заберешь себе.
— Отруби всю технику, — прошептал Парагон. Черч оглядел множество приборов и ворох проводов и трубок, тянущихся к бледному телу. — Хоть всю башню обесточь. Но дай мне капсулу. Нет времени спорить.
— Ты не понимаешь, да? Мы тебя подлечим и потом сможешь хоть жить в капсуле.
— Это ты не понимаешь. Я нашел ответ на главный вопрос. Я знаю как пройти Роркх.
— Знаешь? — опешил Черчилль. — Скажи. Что ты понял?
— Гаро, — прошептал он. — Просто поверь. У нас нет другого выхода.
— Эй, мэн, — напрягся Черч, стискивая руку парня. — Не молчи. Поговори со мной, мэн.
— Сэр, отойдите, — один из медбратьев оттолкнул парня в угол лифта.
Вся техника заунывно пищала, врачи вокруг суетились, раздавая указания. Двери лифта открылись и каталку спешно увезли в сторону медблока. Но Черчилль понимал, что на ней уже никого нет.
— Это была отличная партия, мой друг, — произнес он, когда двери лифта вновь закрылись.
***
Гаро сидел за массивным столом в кабинете главы гильдии. На нем не было лица, а фигура словно уменьшилась на несколько размеров. Все его тело сжалось и поникло, словно на него сверху обрушили все земные грехи разом.
— Мы ничего не могли сделать, — произнес Док, но его лицо все равно выглядело виноватым.