– Это уж точно. – Мой собеседник засмеялся так, что его козлиная бородка заходила ходуном. Выпил кружку до дна и громко проглотил напиток. Рыгнул. – У императора как раз гостило посольство польского короля. Представляете?

Я много слышал о поляках и о том, что во время официальных встреч они придают необыкновенное значение соответствующим процедурам, этикету и соблюдению соответствующей иерархии. А если они решали, что кто-то их проигнорировал или задел их честь, то они могли стать действительно неприятными. В конце концов, кто ещё, как не король Владислав, велел заживо четвертовать пять тысяч гданьских горожан, которые слишком поздно пришли к выводу, что недопущение польской армии в ворота города может расцениваться как оскорбление? Я не думаю, чтобы мероприятие, в котором приняло участие польское посольство, повысило в их глазах престиж Светлейшего Государя.

– Или его уволят с поста и посадят, – констатировал я, – или мы можем забыть о договоре.

– Канцлера? – Риттер широко распахнул глаза. – Не думаете же вы…

– Если он его простит, поляки решат, что он слабый человек без чести, и с отчётом, выдержанным именно в таком духе, вернутся к своему королю. А вы ведь знаете, насколько они нам нужны.

– Королевство трёх морей… – выпалил Риттер.

– Чёрт с их морями. Главное, что у них есть армия, которая, хочешь – не хочешь, охраняет наши восточные границы. Однако если император прикажет наказать канцлера, то сразу все эти Теттельбахи, Фалкенхаузены, Нейбахеры и кто там ещё... Ба, да даже домашний арест с обязательным медицинским наблюдением они так просто не проглотят.

– Не понимаю его, – покачал головой Риттер. – И это очень меня злит!

– Канцлера или Светлейшего Государя?

– Конечно же, канцлера. – Пожал он плечами, словно удивляясь моей недогадливости.

– А это почему?

Он вылил в кружку остатки вина из кувшина и уныло заглянул в опустевший сосуд. Вздохнул. Вдруг кто-то разорался за его спиной, и мы увидели рослую женщину с толстым красным лицом и спутанными волосами. Она тащила за ухо мужичка, напоминающего перепуганную крысу. Именно эта женщина так ужасно кричала, прося все силы адские и небесные забрать от неё проклятого пьяницу, именуемого её венчанным мужем.

– Ногой её, ногой! – оживился было Риттер, но увидев, что глаза мужчины выпучены от страха, лишь ещё раз вздохнул. Вновь повернулся ко мне.

– Как поэт, драматург и писатель я должен знать тайны человеческой души и законы, которые регулируют поведение человека. Вы и сами знаете, что для описания природы нужно прежде всего знать направляющие её механизмы. Но в этом случае... – он покачал головой: – Я беспомощен.