Он, трясясь всем телом, поднялся на ноги. Голова закружилась, резко накатила слабость, Егора пошатнуло, но он, сделав шаг в сторону, сумел не упасть. Слышно было только бешеный стук сердца и собственное прерывистое дыхание. Он стянул вторую перчатку и сильно, ногтями, ущипнул себя за кожу между большим и указательным пальцами правой руки. Боль пришла мгновенно, на коже остались две красных дуги, но Егор так и не проснулся.

«Где люди? Где транспорт? Где звуки? — Вопросительные знаки выплывали один за другим и выстраивались в неровную шеренгу. — Где я сам, блядь, в конце концов?! Что это за место?»

«Белочка, шизофрения, кома, эвакуация, ядерная зима, апокалипсис, ад? — вторая шеренга вопросов без ответов заняла следующий ряд. — И почему так страшно? Господи!»

Страх был всепоглощающим. Тот, привычный, «домашний» страх казался полной ерундой по сравнению с тем, что накатывал здесь со всех сторон.

«Что за улица-то хоть?» — появилось наконец что-то более-менее осмысленное.

Егор начал затравленно озираться, внимательно вглядываясь в фасады домов. Через полминуты начал узнавать некоторые из них, а потом сквозь полотно тумана разглядел перекресток и вытянутое здание Загса на другой его стороне. Его было трудно не узнать.

«Слава Богу, Луговая! — облегченно подумал Егор, по-детски радуясь первой появившейся определенности. И тут же снова ушел в панику — Хотя вот этой трехэтажки здесь точно никогда не стояло… И вон той свечки… Хотя свечка-то знакомая, она на Черногорской должна быть, около пожарного депо… Бред! Бред, бля!»

Снова закружилась голова. Серые дома завертелись вокруг, оскалившись темными прямоугольными пастями окон. А из этих окон на Егора кто-то смотрел. Кто-то, совсем не похожий на человека. И этот кто-то был не один. Ощущение злобного, голодного взгляда давило со всех сторон. Егор, шатаясь, прошел несколько метров, забился в щель между бамперами двух машин, уперся лбом в холодный асфальт и закрыл голову руками, сильно сжав зубы. Трясло долго. Из глаз текли слезы, из носа — сопли.

«Позорище! — подумал он. — Взрослый мужик, сидит воет, как баба!» Но выть не перестал. Скорее, даже не выть, а тихо скулить. И не столько от страха или неизвестности, сколько от такой любимой и родной жалости к себе. Егор привычно закрылся ею, как щитом, от окружающей действительности и начал свой вечный монолог. Как с ним могли так обойтись? Почему именно с ним? За что?!

Минут через пять затих. Нос был забит, а дышать ртом и одновременно взывать к несправедливости судьбы получалось плохо. Паника немного отступила.