Малкольм сделал, как было сказано. Когда Элис уселась и снова сунула соску в рот Лире, он сказал:

– А теперь сама подумай, что произошло прошлой ночью. У нас не было никакого выбора. Мы просто не могли поступить иначе. Нам пришлось прийти в «Форель», но они заперли все двери, потому что думали, что я у себя, наверху, в безопасности. И не слышали, как мы колотим в дверь. Идти нам было больше некуда, и спастись – негде. Оставалось только каноэ. Нам оставалось только забраться в него и…

– Заткнись и прекрати трепаться. Я должна подумать, что делать дальше.

– Мы не можем оставаться тут, он нас найдет…

– Я сказала, умолкни!

Что-то побежало струйкой у него по лбу и дальше, в правый глаз. Это оказалась кровь: царапины снова открылись. Он промокнул кровь носовым платком, все еще мокрым, как и все остальное, и ушел в кладовку.

– В конце концов она бы все равно догадалась, – прошептала Аста.

– Да, но…

– И мы знали, что она взорвется.

– Гм-м.

На самом деле их обоих это потрясло. Гнев Элис был страшнее мертвой женщины в воде… Страшнее даже, чем мысль о Боннвиле.

Малкольм повернулся к полкам, но сосредоточиться так и не смог. Мысли его бурлили, будто паводок, думать о том, что отнести в каноэ не получалось.

– Мы должны ей объяснить, – тихонько сказал он Асте.

– Думаешь, она станет слушать?

– Ну, пока у нее Лира на руках…

Он нашел бутылку апельсинового сока и открутил крышечку.

– Это еще зачем? – рявкнула Элис, когда он протянул ей сок.

– Завтрак.

– Засунь это себе в задницу.

– Просто послушай. Дай мне объяснить.