— Получила от своего же оружия. Я сказал: открой глаза. И сядь.

Я не шевелилась. На боку было легче терпеть боль в ребре.

Носок ткнул меня в живот. Я зашипела сквозь зубы.

— Мне сказали, что ты говоришь на моквайском, хоть и плохо. Я сказал: сядь и посмотри на меня, или стражи тебя заставят.

Они ожидали борьбу, значит, уже учли, как будут вести себя при таком ответе. Мне уже было сложно терпеть боль.

Я с неохотой уперлась руками в камень. Цепь, соединяющая оковы с кольцами в полу, звякнула, пока я медленно садилась. Я затаила дыхание, пока не прислонилась к стене, а потом медленно выдохнула и открыла глаза.

Передо мной был мужчина из главного здания в Канаве Теллмана — министр Кобок. С ним были четыре стража, один держал лампу, наполовину закрытую повернутыми зеркалами, усиливающими луч, закрывая других от яркости света. Хитрая тактика. А еще тут была служанка, склонила голову над доской писаря с угольной палочкой в пальцах. Она не смотрела на меня, но и не видела бумагу — ее взгляд был далеким.

Сапог Кобока скользнул вперед, такой блестящий, что свет отражался от него, но не ударил по моим ребрам. Его носок зацепил несколько звеньев цепи на полу, подвинул мою правую руку этим в сторону. Края рукавов попали под оковы, и я вытащила их на предплечья зубами. Достаточно далеко, чтобы было видно клеймо.

Он невесело фыркнул.

— Тебе кое-чего не хватает. Были слухи, что ты из сбежавших. Редало или Канава Теллмана? Или ты была с фабрики?

Я не ответила, не шевелилась. Он перестал давить на цепь, и моя рука вернулась на колено. Он с отвращением смотрел на меня.

— Ты сожгла мой штаб в карьере, — ядовито сказал он. — Ранила моего стража, украла мою карету и лошадей. Ты напала на королевскую ашоки и убила ее служанку. И у меня есть подозрения, что ты знаешь, где наш кронпринц. И это твои преступления только за последнюю неделю, не говоря уже о твоем правлении ужаса в Феринно. Ты в ужасном положении, согласна?

Я пожала плечами, насколько позволяла боль в боку. У меня не было сил переживать из-за того, как мало времени мне осталось. Часы пути от поселка Великанши до тюрьмы Толукума, как я полагала, были мучительными — сначала я висела на лошади, три часа не могла нормально вдохнуть, а потом меня заперли в тесной карете для пленников, запястья были прикованы к потолку. Когда они сняли мешок с моей головы и вытащили платок изо рта, заперли меня в этой камере, моей главной целью в жизни было просто дышать.

— Королева хотела бы казнить тебя публично, — сказал он, хотя я молчала. — Она думает, что нужно показать народу Моквайи, что ты уже не угроза для них, и я склонен согласиться. Однако, — он склонился, — ее можно убедить устроить тебе уединенной и не такой жестокий конец… если будешь сотрудничать.