— Нельзя так, — выпалила я. — Наказывать людей за получение наград? Это ужасная идея.

Все в карете посмотрели на меня. Веран замолк на полуслове, рот остался открытым. Король Валиен замер, угольная палочка была в воздухе. Карета подпрыгнула на ухабе. Королева Элламэй придерживала голову Гетти, чтобы она не ударилась об дверцу.

Я покраснела, жалея, что заговорила. Но это всегда злило меня в аристократах. Они хорошо находили проблемы, но не знали, как все это исправить.

Мона в конце скамьи склонилась, повернув голову ко мне. Я смотрела на свои колени, ощущая ее взгляд краем глаза.

— Почему это ужасная идея, Ларк? — спокойно спросила она.

Я вдохнула, взглянув на Верана.

— Простите. Не стоило так говорить. Но этим вы принесете отчаявшимся семьям еще больше отчаяния. Все те города стали страдать, когда в Алькоро закрыли шахты и открыли университет. Если хотите, чтобы люди перестали пользоваться шансом получить двадцать монет, сделайте так, чтобы двадцать монет не были единственным, что спасает от голода. Откройте в городах исследовательские группы, предложите людям места в патруле на дороге, научите новых кучеров — что угодно, чтобы в городах появился настоящий и надежный доход. Иначе ничего не изменится. Исправьте причину проблемы.

Я ожидала ответ, схожий с аргументами с фальшивыми улыбками, какие я слышала, пока не покинула Каллаис, где плохую идею оскорбляли как можно мягче и перенаправляли. Но это не произошло. Ро закинул ногу на ногу и отклонился с широкой улыбкой, показывая зубы. Элоиз удовлетворенно хмыкнула. Королева Элламэй проверила, что Гетти еще спала, а потом прижала ладонь к груди.

— Свет, — сказала она. — Наконец, хоть кто-то это понял.

— Валиен, — сказала Мона. — Пожалуйста, запиши предложения Ларк. Ларк, милая, как только ты устроишься у озера и почувствуешь себя готовой, я буду рада видеть тебя на своем совете. Думаю, им стоит услышать твои комментарии.

Меня потрясло, как она сказала «милая» — не просто так, а от души. Я посмотрела на нее. Ее лицо почти не изменилось за эти мгновения, но что-то странное пошевелилось глубоко во мне, какое-то воспоминание. Инстинктивно, интуитивно по слабому изменению ее губ или глаз, по какому-то невидимому сигналу, который я понимала ребенком, я ощущала ее тепло. Это было знакомо, уютно, не как от друга, сестры или отдыха и сытого желудка… а материнское тепло.

Я посмотрела на Верана, гадая, злился ли он, что я перебила его, но и он улыбался.

— Я же говорил, — сказал он.

Мои щеки вспыхнули.

— Что говорил? — многое всплыло в голове, его уверенные слова подтвердились — его комментарий, что я найду занятие у озера Люмен, или его давние убеждения, что эти люди меня точно полюбят, или просто его упрямство, что мое место было с ними. Меня не злило, что он был прав, только что он указывал это при всех.