Светлый фон

Ричард не смог сдержать улыбку.

77

77

Через несколько часов после ухода Людвига Дрейера и Эрики Ричард услышал в коридоре приглушенные голоса. Он поднял голову и присмотрелся к двери на другом конце помещения, но ничего не увидел в кромешной темноте. Темнота казалась такой гнетущей, будто он ослеп и тонет во мраке, поселившемся внутри него.

– Ты слышишь? – прошептала Кэлен.

– Слышу, – шепотом ответила Саманта. – Там кто-то разговаривает.

– Голос как будто женский, – добавил Ричард. Он попытался разобрать слова, но не смог.

– Возможно, эта морд-сит, Эрика, пришла поцеловать нас на ночь эйджилом, – сказала Никки.

Ричард не знал, долго ли они провисели на цепях без сознания, но понимал, что до утра еще далеко. Вряд ли Дрейер вернулся бы так скоро. Но, зная морд-сит так хорошо, как их знал Ричард, он ни капли не удивился бы, окажись Никки права.

Он услышал, как в ржавом замке поворачивается ключ и тот с лязгом открывается. Звук отозвался в темноте эхом, медленно затихая, и, протестующе скрипнув, железная дверь наконец отворилась. Скрип тоже вызвал эхо в каменном подземелье.

Ричард прищурился, когда через открытую дверь внутрь внезапно проникли яркие всполохи света мерцающих факелов. После долгого пребывания в кромешной темноте этот свет казался невыносимо ярким, но через некоторое время глаза начали привыкать к нему.

Все еще щурясь, он увидел, как в помещение входят три фигуры, две – с факелами. Наконец он с удивлением разглядел одетых в черную кожу морд-ситов. Четвертый человек остался за дверью в темноте каменного коридора.

Женщины поместили факелы в железные держатели на стене. Трое морд-ситов легко могли справиться с четырьмя беспомощными пленниками. Ричарду была невыносима мысль, что они будут истязать Саманту или Никки. А мысль, что они причинят боль Кэлен, снова разожгла в нем гнев.

Из-за оков он не мог дотянуться до меча, но тот все еще висел у него на бедре. Судя по всему, оружие Ричарду оставили в качестве напоминания о его бессилии. Таким, как Дрейер, нравится, когда люди осознают свою беспомощность.

Если и существовала причина, по которой Ричард не мог бросить борьбу, это была она – неспособные противостоять жестокости невинные люди. Меч был напоминанием о том, что, когда другие беспомощны, Ричард может действовать от их имени. Но сейчас он не мог достать меч и помочь хотя бы себе, не говоря уж об остальных.

Меч на бедре подпитывал его ярость. А всякий раз, когда вспыхивал гнев Ричарда, возрастала и ярость меча. Он чувствовал, как она кипит, стремясь вырваться на свободу.