– Настал ли день, Тал’камар? – спросил Ордан. Шипящий призвук в его голосе был теперь едва заметен.

– Дай Дрет, чтобы это было так, – отозвался Седэн. Фраза была формальной, но чувство за ней – искренним.

– Тогда приступим, – сказал шалис.

Воздух между ними затрещал от всплеска силы так внезапно, что на ответ не оставалось времени. Дотянувшись до своего тайника, Седэн создал мысленный образ щита – пульсирующей преграды, не пропускающей молнии Ордана. И успел вскинуть его на поднятых руках как раз вовремя, чтобы молния рассыпалась голубыми искрами.

– Хорошо, – проговорил Ордан. – Однако помни: ни жестов, ни слов. Они выдают несобранный разум. Разум, не способный выполнять свои обязанности без лишних трюков.

Седэн поморщился, но все же покорно мотнул головой. Он провел здесь два года, оттачивая способность к сосредоточению, упражняя разум в действиях, невозможных для других одаренных. Теперь он это умел – его подвигам благоговейно дивился бы каждый. Но только не шалисы. Те по-прежнему видели в нем ребенка – или, скорее, зверька, которого они выучили говорить.

Ордан снова ударил, и на этот раз Седэн не позволил себе поднять руки. Преграда все же возникла, но слишком тонкая – малая часть молнии пробила ее и ударила его в плечо. Зарычав от боли, он стиснул зубы, глянул на обожженную кожу, уже вздувшуюся пузырями. Он знал: шалисы не станут его лечить и не одобрят, если он исцелится сам. Власть над сутью достигалась только через испытания и боль.