Больше всего Удальцев боялся, что они сейчас засядут за очередной отчёт и погрязнут в нём до позднего вечера. К счастью, этого не случилось. Роман Григорьевич пошёл доложиться о возвращении Ларцеву. «Ах!» — вскричал тот, и даже не выслушав, помчался к начальству. И пяти минут не прошло, как в кабинет с распростёртыми объятиями ввалился Сам. Начальник особой Канцелярии, граф Бестужин Мстислав Кириллович, собственной персоной снизошёл! Листунов узнал (по портрету в Пальмирских полицейских ведомостях) — и затрепетал.
— Рома-ан Григорьевич, дорогой вы мой! — тут Ивенский был стиснут в объятиях так, что вместо подобающего приветствия смог только пискнуть. — Рад, душевно рад! Уж и в живых вас не числили! Сиверцев с Рюгена телеграфировал, что сгинули вы бесследно, полмесяца тому назад. Ну, мы вас в пропавшие без вести и записали. Семьям пока не сообщали — у нас заведено только по истечении трёхмесячного срока…
— Слава богу! — невольно вырвалось у Романа Григорьевича, и грозный Мстислав Кириллович вдруг смахнул слезу и шумно высморкался в надушенный платок.
Сразу после этого он поспешил принять вид суровый и озабоченный.
— Ну, агент Ивенский, докладывайте. Каковы результаты вашей экспедиции? — но тут же махнул рукой на формальности. — А то леший знает что кругом творится! Фасад видели? То-то! И так по всей Руси. Никакого сладу не стало с нечистью! Государь рвёт и мечет… Царевна в башне томится… — он утомлённо опустил тяжёлые, набрякшие бессонницей веки. — Ох, чую, скоро головы полетят!
— Не полетят, ваше высокопревосходительство, — тихо ответил агент Ивенский. — Вот.
На его раскрытой ладони лежала большая штопальная игла. Острый конец её посинел, как в огне побывал.
— Что? — Мстислав Кириллович подался вперёд грузным телом. — Она? Это она? Смерть кощеева?! — и вдруг отпрянул. — Да верно ли? Нет ли какой ошибки?
— Никак нет, ваше высокопревосходительство. Добыта на острове Буяне из яйца, яйцо из сундука — всё как положено. Господа подтвердят, — он кивнул на притихших помощников, те истово замахали головами — того гляди отвалятся. А Роман Григорьевич принялся рассказывать. Мы хотели доставить её в скорлупе, чтобы предъявить Государю. Но на полпути от Мурома до Владимира-Залесского были атакованы Кощеевым воинством, едва не погибли. Пришлось, так сказать, пустить её в ход, только тем и спаслись. Вы уж простите, Мстислав, Кириллович…
— Погодите, погодите, — замахал руками тот. — Ничего не понимаю! Какой Муром? Как вас с Рюгена во Владимирскую губернию занесло?
Ну, этого они и сами не понимали. Пришлось излагать в подробностях. Тут и настал звёздный час Удальцева! Понимая, что сам доложит слишком скупо и скучно, Рома Григорьевич, с позволения начальства, возложил эту задачу на наделённого ораторским даром помощника. Эх, Тит Ардалионович и развернулся! Даже непосредственные участники событий — и те заслушались, что говорить о Бестужине с Ларцевым. Уж на что последний был тих, сдержан и скрытен — и тот время от времени охал, ахал и поминал лешего.