– Я думал, что самми сразу казнят всех, кто им не нравится.
Фэл поднял голову.
– Бывают и исключения. В Гагрииске держат тех, кого не должны найти, и тех, кто слишком важен. Их тщательно допрашивают, мучают, пытают. Поэтому их и присылают сюда.
– Только работать вместе с муртианскими рабами в карьере их не посылают, – с горечью добавила Эхри. – Это считается слишком унизительно даже для преступников.
Фрей до сих не привык к дракийскому акценту, хотя слышал его от Сило на протяжении девяти лет. Он посмотрел на часы.
– Сило, сколько на твоих?
Бортинженер вытащил свои часы. Время совпадало минута в минуту. День клонился к закату, хотя в отвратительной мгле Долины Удушья разница между вечером и утром была невелика. Солнце превратилось в тусклый диск, его опаляющие лучи почти полностью поглощались желтой взвесью. Чуть тепловатый воздух неприятно касался кожи.
В тумане прогремели глухие удары.
– Что еще такое?
Фэл произнес очередное незнакомое слово.
– Они живут в болотах, – произнесла Эхри.
– Неужели кто-то дышит этой дрянью? – удивился Дариан.
Эхри пожала плечами.
– Рабам масок не дают. Экономят на замене фильтров.
– И что происходит?
– Они выдерживают год. Максимум пятнадцать месяцев. Потом их расстреливают.
Она говорила жуткие сведения ровным, будничным тоном, но Фрей угадывал за ним тщательно сдерживаемый гнев. Эхри взяла у Сило подзорную трубу и направила ее на лагерь.
– Бараки, – сообщила она. – Ворота наверняка охраняются, но если прорвемся сквозь, то можем выпустить заключенных. Вот что самое главное.
– Для