Пакля и шерстяные махры были напитаны одинаковой смесью. Она не столько пламенела, сколько сыпала искрами, дымила и премерзко воняла.

Худенький паренёк продолжал невозмутимо шагать, неся на голове трескучий костёр, а в руках – воду.

Одолев весь забор, он скрылся за полстью. Там протопали поспешные шаги, что-то зашипело – и приглушённо прозвучал мальчишеский голос, полный удивления:

– Ой! Правда горит…

Царский дар

Царский дар

Обратно его, торжествуя, вывели сразу оба наставника. Дыр и Годун шли с таким видом, будто сызмала воспитали сокровище. Ознобиша озирался по сторонам, только теперь как следует замечая шатёр, светочи, охрану, великих гостей. С хозяйского престола, успокаивая ворчащую кошку, смотрел белобрысый ровесник. Круглые щёки, сонные рыбьи глаза…

Ознобиша подошёл. Преклонил колено, как подобало. Царевна знай уточила пояс, потупившись над бёрдом. Густая бисерная сеточка щекотала ей нос. Холостой конец нитей тянулся к ножке стольца.

– Поднимитесь, наставники, – негромко подал голос царевич. – Я ещё не привык, чтобы мне кланялись почтенные мудрецы… – И обратился к Ознобише: – Ты преуспел, друг мой. Остальным свезло меньше. Как тебе удалось?

Он говорил медлительно, словно семь раз отмеряя каждое слово. Зяблик пискнул, кашлянул, ответил взрослым голосом:

– Мне велели донести воду, государь. Я на неё и смотрел.

– Но тебя всячески подпугивали и сбивали, – сказал седовласый вельможа, стоявший у трона. – Другие не справились.

Ознобиша затосковал, не умея объяснить того, что у него само собой получалось. Они бы ещё Сквару взялись пытать, как он песни слагал.

– Не ведаю, государь… Я на воду смотрел…

У царевича дрогнул уголок рта.

– Перед тобой плясали красные девушки, над ухом стрелы жужжали, на голове шапка горела…

Ознобиша окончательно потерялся:

– Не вели казнить, государь… Я на воду смотрел…

Эрелис снял пальцы с пушистой дымчатой спинки. Развязал кошель.

– Зачем же мне рубить яблоньку, от которой можно дождаться зрелого плода? Подойди сюда, не бойся. Дай руку.